Прости… - Януш Вишневский (2016)

Как за столь короткий срок «Арт-Б» накрутило горы бабок, было хоть и не до конца понятно, но всё-таки всем известно: говорили про какой-то таинственный осциллятор. А понятным все стало, когда в один прекрасный день на прогулке в тюремном дворе некто Банкир – который на самом деле на воле был директором банка, правда, сидел за изнасилование – провел в тюрьме, что на улице Монтелупи, занимательный эксперимент под названием «бумажный осциллоскоп». Не осциллятор, а осциллоскоп, потому что на осциллоскопе можно всё увидеть. В том числе и как бьется сердце бизнеса. Так что придуманный Багсиком и Гонсёровским знаменитый осциллятор – ничего особенного. «Каждый, кто в те времена работал в банке и имел IQ хотя бы чуть больше, чем размер обуви, чтобы понять суть схемы, испытал небывалый душевный подъем», – говорил Банкир. «Арт-Б» использовало два момента: задержку в оформлении операций расчетными чеками в банках и двойную процентовку счетов во время так называемой почтовой пересылки. А всего-то и надо было: открыть счет, взять подтвержденный банком чек, предъявить его в другом банке, снять там средства и открыть там другой счет, взять очередной чек, открыть счет в третьем банке и так далее. Информация о том, что чек обналичен, а деньги сняты со счета в данном банке и переведены на другой счет в другом банке, шла почтой целые дни и даже недели. То есть на одну и ту же сумму проценты нарастали в нескольких местах одновременно, что при больших объемах и многочисленности счетов давало очень большой доход за счет банка, главным образом Польского Национального Банка. Гонсёровский и Багсик доставляли чеки курьерами, а при очень больших суммах даже вертолетами.

Для своего осциллоскопа Банкир раздобыл где-то длинный кусок обоев (тоже загадка: ведь в условиях тюрьмы ничего такого, из чего можно было бы свить веревку, не достанешь) и нарезал из него сто двухметровых узких полосочек. Объявил на свою полоску-вклад доходность. Аж сорок процентов годовых. Такие вклады во времена процветания «Арт-Б» и инфляции в Польше не были чем-то сверхъестественным. Существовали банки, которые предлагали открыть вклад под сорок восемь процентов годовых. А сорок процентов годовых означало 0,76 процента в неделю. Эти неброские 0,76 процента на полоске означали кусочек в 1,52 сантиметра. То есть на вклад в двести злотых (наши двести сантиметров) в неделю мы получаем один злотый пятьдесят два гроша (1,52 см), но только в одном банке. А если мы подсуетимся и за неделю поперекладываем наш вклад из одного банка в другой, из другого в третий, и так девяносто девять раз, то получим прирост в сто пятьдесят два злотых (те же метр пятьдесят два). Сто узких (длинных) полосок он раздал девяноста шести заключенным (включая себя), а четыре – заинтересовавшимся в эксперименте надзирателям. Через неделю он склеил друг с другом эти кусочки и добавил к своим двумстам сантиметрам, которые у него были вначале. Из двухсот злотых через неделю у него стало триста пятьдесят два злотых. Результат аферы был виден, как биение сердца на осциллоскопе.

Через три недели после той знаменитой лекции по банковскому бесправию – ну не праву же?! – тех времен он умер. Было ему шестьдесят лет, а в тюрьме говорили, что человек и так уже хорошо пожил. Умер естественной смертью. От сердца. Аналог работы которого он так хорошо показал на своем осциллоскопе. Не все поверили в естественную смерть Банкира. Земляк из его камеры говорил, что Банкир в тот вечер, когда коньки отбросил, выпил чифиря не меньше, чем африканский слон воды на водопое. Вроде как сердечник был (это только потом выяснилось, что пережил два инфаркта), а никому не говорил, хотя как-то раз разговор зашел о смерти и о том, кто как умирает. Винсент до сих пор помнит тот разговор, а скорее, монолог Банкира.