Одного поля ягоды - Рита Браун

"Уснуть и видеть сны"... Ее мысли совсем разбежались. "Может, позвонить Фанни Джамп Крейгтон? Нет. Фанни сейчас в постели, спит с каким-нибудь беспутным юнцом, как обычно. Господи, я больше не могу читать. В постели... Я так скучаю по Рамелль. Я, конечно, всегда могу завести ни к чему не обязывающую интрижку... Но найдется ли в Раннимиде юная леди, на которую я могу положить глаз? Или подходящий для этого дела юноша? Нет уж, оставим охи и вздохи для Перли и Луизы".

Она взбила подушку, улеглась на спину и сложила руки на груди.

"Сегодня прекрасная ночь для того, чтобы заниматься любовью. В том, как падает снег, скрыт обволакивающий эротизм... Надо это записать".

Она нацарапала несколько слов в блокноте, всегда лежавшем у ее кровати.

"Хмм... не найти в этом городе женщины, что была бы красива и умна одновременно. Рамелль вернется через шесть недель. Как же ужасно долго! Когда луна стояла высоко, я тигров целовала... Никогда меня не привлекали мужчины в постели, но несколько раз я все же уступила собственному любопытству. И я могу понять, почему Рамелль любит моего брата. На самом деле, мужчины хороши в постели. Но едва постель заканчивалась, мне становилось с ними смертельно скучно. К Кертису это не относится. Он... с ним не заскучаешь. Мы, Чальфонте, можем довести до бешенства, но с нами не соскучишься. Даже с чертовой Карлоттой. Она ездила в тур по Европе и вернулась со слезами девы Марии для своей академии. Ослиная моча, не иначе... Я не ревную к Кертису. Я просто соскучилась по Рамелль. Так почему я надеюсь, что в него ударит молния и наглухо заплавит ему ширинку? Это пройдет... Я выше ревности.

В конце концов мне сорок три года. Мое либидо должно бы угасать... но кажется, оно движется в противоположном направлении. Как там это было? О жаре женской кожи? Пьянящий. Любить женщину - это касаться краешка небес. Карлотта бормочет мне своим церковным шепотком, что если бы я отказалась от присущего мне греха... присущего мне греха, лицемерная пустомеля! - если я откажусь от этого удовольствия, то попаду на ее небеса. И буду проклята Богом, вкусы которого поразительно совпадают со вкусами моей сестры. Нет уж, спасибо! Я устрою себе рай на земле. И пусть Карлотта носится со своими тараканами в голове.

Интересно, Фанни еще не спит? Нет, я не могу ей звонить. Это слишком грубо".

Селлесту охватил ужас. И она не могла понять, в чем дело. Было три часа ночи, она сидела в тепле и уюте, на своей огромной кровати... Каждый вдох давался с трудом, словно стервятник присел ей на грудь и при любом движении раздирал ее своим смердящим когтем. Да что же такое? Она была абсолютно разумной, высокообразованной, великолепной женщиной. Приступы иррационального ужаса - нет, этому в дорогих школах не учили. Ее не только никто не предупредил, что такие моменты встречаются в жизни каждого человеческого существа, нет, сама ее натура резко противилась любому проявлению уязвимости, которая для Селесты граничила со слабостью. Смертельно перепугаться посреди зимней ночи, когда в камине ревет пламя? Одна-одинешенька... Чепуха!

Конечно же, отказ принять страх только ухудшил ситуацию. Она набрала номер Фанни, но повесила трубку еще до того, как раздался гудок. Глядя на снег, она думала обо всех поэмах, о давних произведениях западной культуры, сравнивавших зиму со старостью. "Метафоры - это способ видеть мир, - размышляла она. - А связаны они с реальностью или нет - это уже другой вопрос. И кроме того, я не старая. Вряд ли я сойду за "увядших лилий бледный цвет", когда настанет конец. Смерть еще далеко. Боже, как я ненавижу эти ночные рапсодии! И почему я не могу уснуть? Вот выключу сейчас этот проклятый свет и усну. Сейчас же!"

["...увядших лилий бледный цвет" – строка из стихотворения Эрнеста Доусона "Non Sum Qualis eram Bonae Sub Regno Cynarae" – "Я не тот, кем бывал во дни доброй Цинары".