Лёд и пламень - Максин Барри (1996)

— Я не видела Кристофера с тех самых пор. — И не желая, чтобы Линнет расспрашивала ее о Кристофере, быстро переменила тему. — А Хэдриан говорил тебе, что собирается жениться? И что он будет отцом уже через семь-восемь месяцев? Ее зовут Мэрион Вентура. Не беспокойся, она действительно хороша. Я бы первая выскочила из своего угла, шипя и рыча, если бы какая-нибудь дурнушка вздумала запустить свои коготки в Хэдриана.

Линнет вдруг хлопнула себя по лбу.

— Кстати о Хэдриане… — Она вскочила и принялась рыться в выдвижном ящике письменного стола. — Куда же я его положила… А, вот оно! Я уже собиралась переслать ему, но лучше ты передай при случае. Соседка нашла под столом, думаю, это дневник Кэти.

Брайони взяла пакет из рук Линнет, и глаза ее снова наполнились слезами. Она поспешно отвернулась, стараясь скрыть гримасу боли.

— Я пойду отдохну в комнате Хэдриана.

Оставшись одна, Брайони повалилась на софу, поморщившись от боли, вызванной порезами на спине. После взрыва она очнулась в госпитале, и Хэдриан рассказал ей обо всем происшедшем. Когда он прибежал на место взрыва, то нашел Кристофера с ее бесчувственным телом на руках, идущим по аллее к отелю. «Он плакал, — сказал ей тогда Хэдриан, — я видел слезы, которые текли по его щекам…» Нет! Нет! Нет! Она повернулась и уткнулась лицом в подушку, не желая даже думать об этом. Кристофер Джермейн плакал? Это было так ужасно! И так… неправдоподобно. Она не должна даже думать об этом. Не должна! Он ведь не пришел в госпиталь навестить ее, и она знает почему. И хорошо, что не пришел. Она вряд ли смогла бы вынести ненависть в его глазах и отвращение в голосе.

Медленно, с болью душевной, она вернулась мыслями в настоящее и посмотрела на сверток у себя в руках. Осторожно развернула коричневую бумагу и увидела маленькую тетрадь в кожаном переплете, оказавшуюся дневником сестры.

— Кэти… — прошептала она и раскрыла тетрадь.

А через полчаса, когда отложила дневник в сторону, слезы текли у нее по лицу. Теперь она знала, что Кэти находилась в любовной связи с женатым человеком, который бросил ее. Она была несчастна и изливала свою горечь на страницах дневника. Слова, которые она использовала, казались Брайони такими понятными сейчас… Дрожа от какого-то внутреннего холода, Брайони развернула сложенный вдвое лист бумаги, который вовсе не был предсмертной запиской Кэти, а только листом из ее дневника. И все поняла… Как в ослепительной вспышке света она увидела разом все. Кэти говорила не о Кристофере. «Он» из предсмертной записки сестры — это бросивший ее любовник. А под «домом» Кэти подразумевала квартиру в Лондоне, потерю которой так переживала.

Закусив губу, Брайони издала сдавленный, отчаянный стон. Значит, все, все было зря! Все с ее стороны было ошибкой… Она ненавидела Кристофера напрасно, он ни в чем не виноват.

В течение двух часов она лежала на своей постели и плакала. Но в конце концов поднялась и, собрав личные бумаги своей сестры в коричневый конверт, запечатала его. Она больше не чувствовала себя связанной клятвой, данной на могиле сестры.

Через полчаса Брайони постучала в дверь к Линнет.

— Могу я взять на время твою машину? Мне нужно… съездить кое-куда.

— Конечно бери… Но ты в состоянии вести ее?

Брайони кивнула, и чувствуя, что за этим стоит что-то важное, Линнет незамедлительно отдала ей ключи.

— Правь осторожно, — напомнила она мягко.

Как чудесно, думала Брайони, снова оказаться в йоркширской глубинке, на родине.