Лёд и пламень - Максин Барри (1996)

Отбросив грустные мысли, Мойра встрепенулась, заметив, что Ланс в который уже раз поправляет свой галстук.

— Он и так в порядке, — резко сказала она. — Оставь его в покое. Скоро гости придут.

Ланс испустил тяжкий вздох. Он очень бы хотел, чтобы этот званый вечер уже кончился. Его приводили в отчаяние расходы. У него с матерью был совместный банковский счет, и, хотя это ему совсем не нравилось, он не мог настоять на своем. Его деньги были ее деньгами, и Мойра тратила их как хотела.

— А вот и звонят. Останься тут! — приказала она, видя, что Ланс собирается направиться в спальню. — Горничная откроет. И ради всего святого, Ланс, не забывай, что это мой вечер. Все должно быть в порядке, — прошипела она. — А теперь, живо! Мы должны вместе встретить гостей.

Первыми прибывшими были, как всегда, Молли и Джерри Тинспин. За ними явились и другие сливки нью-йоркской «старой гвардии», блиставшие второсортными нарядами и драгоценностями, за исключением самой Мойры, которая носила только настоящего Валентино и драгоценности, принадлежавшие бабушке Клайва. Затмить хозяйку было нелегко, и большинство согласилось, что Мойра держится молодцом. Все знали, что денег, полученных при разводе с Вентурой, немного, но Мойра была одной из них, и каждый спешил засвидетельствовать ей свое почтение. В конце концов, видеть, что их вера в несгибаемую стойкость Мойры Прескотт полностью оправдывается, доставляло многим из гостей горячее удовлетворение. Поэтому они ели икру и омаров, пили настоящее французское шампанское и должным образом восхищались искусством Прескоттов выпутываться из любых финансовых передряг, позволив Мойре пережить момент торжества.

И Ланс тоже не подвел ее. Где-то в этой толпе должен быть кто-то богатый. Кто-то уязвимый, кого можно заполучить. Кто-то, подобный Мэрион, но без ее всесильного папаши. Ланс ненавидел проигрывать, хотя и постоянно делал это. Он проигрывал все и всем, включая собственную мать, но он еще надеялся отыграться. Его рот пересох от ненависти и от горечи несбывшихся надежд так сильно, что даже добрый глоток изысканного розового шампанского никак не мог освежить его.

Будь проклята Мэрион! Будь проклят Нью-Йорк! Будь проклята мать и все эти люди, веселящиеся сейчас на его деньги! Как ему хотелось сделать что-то, все равно что, чтобы показать им всем… показать!..

Он только не знал, как скоро исполнится это его желание.

ГЛАВА 11

В тот день, когда Брин покидала Равенхайтс, все пришли проводить ее — Сэм и Билл, близнецы Робби и Ронни, подарившие ей букет нарциссов, и даже Вальтер Корнуэлл и его шесть терьеров, которые отклонились от обычного маршрута своей утренней прогулки, чтобы посмотреть на ее отъезд.

Она поблагодарила всех за сочувствие и, обернувшись, бросила взгляд на Равенхайтс. Дом выглядел большим и солидным, стены толстыми и прочными, но теперь он был пуст. Огонь больше не горел в очаге. Не было и собак, лежащих у порога. Не было и нарциссов на кухонном столе.

— Ну что, ты готова, Брин? — спросил Хэдриан мягко, и его голос был под стать выражению его глаз. Она кивнула и пошла к машине. С собой она взяла лишь один чемодан с платьями и еще один с книгами и фотографиями, любимую вазу матери и несколько вещей, принадлежавших отцу.

— Счастливо! Удачи тебе в городе! — крикнул Сэм, когда машина тронулась. Она грустно улыбнулась и помахала в ответ рукой.

Она не чувствовала ничего — ни горя, ни сожаления. Она ощущала лишь такое же оцепенение, как в тот момент, когда Билл примчался на ферму и сбивчиво рассказал о том, как он ехал, чтобы проверить ягнят, и увидел Джона, лежащего в поле. И это оцепенение все еще не прошло и сегодня, на следующий день после похорон отца.

Хэдриан посмотрел на Брин, хотел было сказать что-то, но промолчал. Что мог он сказать такого, чтобы утешить ее?