Голос сердца - Кришан Чандар (2007)

Темный и страшный больничный мир. День в бреду, ночь без сознания. Воспаленный мозг, гнойные раны… Лачи казалось, что она увязает в гное, крови, сжигающей огнем лаве и смрадном пепле, что ее окружает жуткая темень. Она громко звала Гуля. От ее крика кое-где вспыхивали огоньки, и на грязном горизонте ей чудились то видения Гуля, то Кали Чарана, то Хуб Чанда. Они быстро исчезали, снова шелестящая, грязная завеса застилала глаза. Лачи мигала невидящими глазами и звала мать, отца. Всем сердцем она рвалась к своему табору, взывала к богу, смеющемуся над ней из своего невидимого мира, лежащего меж семью землями и семью небесами. Но он не внимал ее зову, тогда она гневно закусывала губу, рот наполнялся гноем и кровью. Лачи закашливалась и теряла сознание.

Лачи редко приходила в себя. Лежала то совсем без сознания, то в полузабытьи. Оспа и лихорадка оставила на ее теле такие же следы, какие оставляет буря, поднимающая тучи пыли, ломающая деревья, сносящая соломенные крыши домов, уничтожающая целые поселки. Они развенчали, растоптали ее красоту. Лачи казалось, что она падает в бездну. Ее как соломинку кружило в пенящемся водовороте, над головой низко нависло небо, земля под ногами разверзлась. Красные, коричневые, оранжевые огоньки, фейерверк звезд. Звезды… звезды… звезды… Грязь… грязь… трава… Озеро… озеро… озеро… Пиявки впиваются в тело. Ползают черви.

— Спаси меня, Гуль! Спаси! Посмотри — раскаленная лава заливает мне глаза, огонь сжигает мои кости, черви с острыми как иглы зубами вгрызаются в тело. Я падаю, я тону… Спасите… Спасите…

Когда после двадцатисемидневного бреда буря успокоилась, прекратился ураган, застыла лава и Лачи открыла глаза, ее окружала глубокая тьма. Она ослепла. На сморщенной отвисшей коже, покрывавшей обезображенные формы тела, остались темные глубокие следы оспы, словно кто-то подложил порох под ее красоту и взорвал ее.

Еще через три месяца Лачи выписали из больницы и отправили в тюрьму. Снова она предстала перед Хуб Чандом. Ее ввели в ту самую комнату, куда она до болезни приходила каждый день.

Многим в тюрьме не терпелось увидеть Лачи: Хаджи и Мир Чандани, Каушалии и Джинан, Кали Чарану и другим. Им хотелось посмотреть, что сделала оспа с красотой Лачи. Они не вполне доверяли тем сведениям, которые получали из больницы, потому что помнили Лачи до болезни. Картина, виденная когда-то, будет стоять перед глазами до тех пор, пока человек своими глазами не увидит перемену в ней. Лачи хотели видеть все кроме Хуб Чанда. Тем не менее он постарался остаться с ней наедине. Хуб Чанд не хотел, чтобы посторонние были свидетелями его волнения. Надзиратели, приведшие Лачи в кабинет, удалились по его знаку.

Едва взглянув на Лачи, Хуб Чанд закрыл глаза рукой. Он не мог смотреть на нее, но нельзя же было все время разговаривать с закрытыми глазами, ему пришлось открыть их и смотреть на Лачи. Ее безобразие, словно острое копье, ранило его сердце. Где та несравненная красавица, которую он хотел увезти в Париж, прекрасная как цветок, свежая как жизнь, чей портрет он создал своими руками после долгого и упорного труда? Разве это та самая Лачи, которая внесла смятение в его жизнь? Воспоминание о ней не давало ему уснуть по ночам, он готов был отдать все ради того, чтобы прижаться головой к ее ногам. Боже мой! Неужели это та самая Лачи? Это обезображенное, искривленное тело, ужасное лицо, разорванные губы, вывернутый набок подбородок, ввалившийся нос, безжизненный блеск невидящих глаз.

— Супритан! — медленно произнесла Лачи. — Вы даже не хотите поговорить со мной?

— Что ты, Лачи! — испуганно ответил он. — Нет, я просто поражен…

— Я стала очень некрасивой?

Он еще больше испугался этого вопроса:

— Нет, нет, Лачи! Садись вот сюда! — он хотел посадить ее, но Лачи воспротивилась.

— Я заключенная, супритан! Как же я могу сидеть в вашем присутствии?