Горький мед любви - Пьер Лоти (2007)

Климат Гадианге тяжелый, там никогда не бывает прохлады, и ночи такие же душные, как в Сенегамбии зимой. С самого утра среди здешней роскошной растительности царит та же тяжелая давящая атмосфера. Еще до восхода солнца в этих лесах, населенных шумными стаями обезьян, зеленых попугаев и редкостными колибри, среди лесной глуши, в высокой влажной траве, кишащей змеями, жарко как в бане, и воздух предательски влажен… Тропические испарения, накопившиеся за ночь под сенью деревьев, порождают лихорадки…

Через три месяца, как и предполагалось, все улеглось. Закончились распри и резня между туземцами. Снова потянулись караваны, доставлявшие в Гадианге из Центральной Африки золото, слоновую кость, перья — все продукты Судана и центральной Гвинеи.

Отряд спаги получил приказ вернуться, в устье реки их ожидало судно, чтобы доставить назад в Сенегамбию. Но, увы, не всех! Из двенадцати прибывших осталось лишь десять — двое, заболев лихорадкой, нашли приют в горячей земле Гадианге. А час Жана еще не пробил, и в один прекрасный день он отправился в обратный путь той же дорогой, какой три месяца назад приплыл сюда в лодке Самба-Бубу.

XXX

Был полдень, когда спаги сели в мандингскую пирогу и поплыли, укрываясь под увлажненным шатром. Гребцы старались держаться ближе к берегу, и лодка плыла под сенью ветвей и корнепусков в предательски горячей тени. Течение было незаметным, и вода казалась тяжелой, будто масло, маленькие облачка пара поднимались над гладкой поверхностью. Солнце стояло в зените, его отвесные лучи падали с серовато-фиолетового неба, куда возносились эти болотные испарения.

Зной был так ужасен, что черные гребцы временами отдыхали. Теплая вода не могла утолить жажды, и, изнемогая от зноя, они истекали потом. Когда гребцы бросали весла, пирога продолжала двигаться, уносимая еле заметным течением, и спаги могли созерцать экзотический мир флоры и фауны болот Центральной Африки.

Мир этот дремал в лесной чаще среди громадных крон деревьев. Лодка скользила бесшумно, не вспугивая даже птиц и чуть не задевая зеленых крокодилов, сладко дремлющих у берега и зевающих, с глуповато-довольным видом открывая огромную клейкую пасть. Пушистые белые цапли, свернувшись комочком и пригнув голову к одной ноге, порой стояли на спине дремлющего крокодила; чайки всех оттенков голубого и зеленого цвета, спрятавшись в кустарнике у воды, сторожили добычу в компании ленивых ящериц. Невиданных размеров бабочки, встречающиеся лишь в таком теплом климате, садясь, медленно открывали и снова закрывали свои крылышки — с закрытыми они напоминали поблекший листочек, с открытыми — внутренность волшебного ларчика, наполненного самоцветами и перламутром всевозможных оттенков.

Бесчисленные лианы, переплетясь друг с другом, висели, будто мотки пряжи; всевозможных размеров и видов, они тянулись во все стороны, напоминая то сеть нервных волокон, то серые щупальца, стремящиеся захватить все пространство. По грудам тины и корням болотных растений, и даже по спинам крокодилов целыми семействами пробирались серые крабы: орудуя единственной клешней, белой, как слоновая кость, нащупывали они добычу, и только шелест этих сомнамбул нарушал безмолвие, царившее среди густой зелени безмятежной природы.

После короткого отдыха черные гребцы с новой силой брались за весла, тихонько напевая свою дикую мелодию. И пирога, везущая спаги, снова плыла, качаясь, по мягкому руслу извилистой Диакалеме, с обеих сторон окаймленной лесами.