Она повернулась. Администратор вручил ей конверт. Сара нажала кнопку лифта и открыла конверт. Это было сообщение от Бенджамина, присланное из Санта-Фе, где он теперь жил с той женщиной. Он звонил в восемь утра, а затем в десять. Он просил ее перезвонить, потому что, как он говорил, это было срочно.

Глава четвертая

Бен и Ева уже легли, когда позвонил агент Кендрик. Было чуть больше девяти часов. Они смотрели старый фильм с Кэри Грантом. Ева зажгла свечи, и их пламя отбрасывало огромные прыгающие тени на грубо оштукатуренные белые стены, картины и скатерть. Пабло уже спал в своей спальне, расположенной в соседней комнате. Бен только недавно заходил взглянуть на него. Осторожно пробираясь, чтобы не наступить на разбросанные игрушки, он подошел к его кровати и укутал худенькие плечи малыша еще одним одеялом. Мальчик, погруженный в неизведанный мир сновидений, заворочался, пробормотав что-то, а затем снова впал в забытье. Его длинные темные локоны красиво разметались по подушке.

Бен вспомнил прошедший день. Была суббота. На дворе стояла прекрасная весенняя погода. Постоянные жители Санта-Фе воспринимали вечно хорошую погоду как должное, но для Бена она по-прежнему была источником восторга и радости. Сухой воздух пустыни был наполнен ароматом сирени и черешни. Небо изумляло своей яркой голубизной. Повсюду разливался свет, живой, словно умытый, яркий свет, от которого тени казались резко очерченными. Необычные краски, которыми была столь богата местная природа, могли заставить даже самого равнодушного человека взять в руки кисть и рисовать. Даже после четырех лет жизни здесь Бен не переставал удивляться и испытывал ощущение, близкое к эйфории.

Они втроем выехали на джипе в центр города и позавтракали в кафе на площади, а потом прошлись по рядам блошиного рынка. Пабло бежал впереди них, словно разведчик, и докладывал о своих находках. Ева купила себе необычное лиловое платье в коричневых и оранжевых разводах. Оно было выкроено по косой. В пройме одного рукава разошелся шов, поэтому Еве удалось уговорить женщину сбить цену до тридцати долларов. Когда они отошли, она прошептала Бену на ухо, что эту дыру легко зашить, а платье ей досталось задешево, потому что цена ему не меньше сотни.

Солнце застыло на небосклоне и было похоже на медовую дыню. Вишневые деревья, усыпанные неправдоподобно большим количеством белоснежных соцветий, пахли опьяняюще. Бен и Ева наслаждались стейками из тунца, ели красный сладкий перец и кабачки, а в это время Пабло играл в салки со шведской девочкой, которая жила неподалеку от них. Дом Евы стоял отдельно от пяти соседских. Его окна выходили на юг, на долину, которая тянулась к западным районам города. Он был одноэтажным, с закругленными углами, а его двери, сделанные из сосны, выглядели древними и чуть покореженными от старости. И дом, и примыкающий к нему двор были в три раза меньше, чем его жилище на Лонг-Айленде, в котором он провел все годы брака с Сарой и в котором она жила сейчас одна. Бену нравился дом Евы. Ему нравилось, что он не перегружен мебелью, что все вещи в нем изношены, потому что ими часто пользовались. Дом принадлежал земле, на которой он стоял, и это каким-то неуловимым образом ощущалось. Дом словно заставлял чувствовать, что он сам выбрал его, Бена. Такие же чувства вызывал в нем и Пабло. Эта значимость в собственных глазах, конечно, давала ему, кроме всего прочего, ощущение молодости, сообщая его мироощущению ту непринужденность, какую другой мужчина в свои пятьдесят два года мог и не почувствовать.

Когда приготовили еду, дети, запыхавшиеся и возбужденные, примчались по тропинке, чтобы сообщить о возвращении колибри. Они видели одну птичку возле окон комнаты Евы, там, где двор больше был похож на джунгли, а не на сад. После ужина Пабло искупался и облачился в свою пижаму. Вместе с Беном они наполнили кормушки подсахаренной водой и повесили их на нижнюю ветку черешневого дерева.