Дикие сердцем - Виктория Клейтон (2008)

— М-м, — Прим раздумывала минуту, поигрывая недочищенной картофелиной. — Ты, пожалуй, права. У Свитена напрочь отсутствует мужской, хищнический инстинкт. Хорошо, исключение только подтверждает правило.

— А Эдвард Гилдкрист? Не думаю, что он способен опуститься до банальной измены.

Я уже встречалась с доктором Гилдкристом несколько раз. Чем больше я его узнавала, тем больше он мне нравился. У меня не было иллюзий, я прекрасно понимала, почему доктор Гилдкрист зачастил ко мне. Его интересовало отнюдь не состояние моих легких. Было совершенно очевидно, что Эдвард по уши влюблен в Прим. То, как доктор смотрит на нее своими огромными голубыми глазами, не оставляло никаких сомнений. Эдвард разговаривал со мной бодрым, обыденным тоном. Но стоило ему обратиться к Прим, как его голос менялся. Считается, что любовь позволяет раскрыть лучшие качества даже в самом заурядном человеке, но мой опыт говорил об обратном. Неразделенная любовь может сыграть с человеком злую шутку. Самые гордые из нас начинают вести себя, как побитые собаки, которые несмотря ни на что надеются получить свою кость. Доктор Гилдкрист, в отличие от многих, вел себя достойно, лишь голос и некоторая скованность в движениях выдавали его.

— Возможно, нет. Я не могу утверждать. — Прим яростно вонзила нож в картофелину. — Думаю, что он такой, как все мужчины.

— Я так не думаю. Он намного умнее, чем большинство мужчин. И он ни с кем не флиртует.

— Ни с кем, кроме бутылки…

— Бедный Эдвард! — после короткой паузы произнесла я. — Думаю, что не смогу, как и ты, осуждать привычку выпивать. Причиной смерти моей мамы стал алкоголь, но все равно я люблю ее больше всех на свете.

Прим выглядела ошеломленной. Она опустила нож.

— Если я нечаянно сделала тебе больно, говоря об Эдварде, прошу прощения. Мне очень жаль. Я и понятия не имела…

— Ничего страшного. Как ты могла знать? Но именно поэтому я не могу считать пьянство пороком. Слабость — да. Но я смогла бы полюбить человека, чья слабость является его злейшим врагом. Это не сожаление… скорей, симпатия.

Прим уставилась на кастрюлю с картошкой.

— Проблема в том, что человеческие слабости пугают меня. Слабость говорит о ненадежности. Парадоксально вот что: чем более стабильно твое положение, тем более ты боишься. А ты не боишься слабостей, потому что никто не испытывал тебя на прочность.

— Возможно. Я должна поблагодарить за это Фэй. Из-за нее я решила стать независимой.

— Неужели она настолько ужасна? Расскажи о ней.

Я изо всех сил старалась быть объективной, рассказывая, как Фэй влияла на формирование моего характера. Только теперь я стала понимать, насколько нелегко было молодой женщине справляться с молчаливым, замкнутым, вечно угрюмым ребенком, каковым я была в те годы. Фэй занималась дизайном интерьеров. Она никогда не принимала во внимание чувства клиентов. Когда я стала старше, Фэй часто брала меня с собой и поручала записывать в блокнот гениальные мысли. Обычно она, заходя в гостиную, брезгливо морщила свой острый нос и говорила: «Какой ужас! Все это необходимо убрать. Я вижу только ампир!» После этого начиналась работа. Дом, к которому Фэй имела счастье приложить руку, становился очередным памятником эпохи Наполеона: позолоченные колонны из красного дерева, массивная мебель, шторы с вышитыми лавровыми венками. Клиенты просто боялись признаться, что им всего лишь хотелось посоветоваться по поводу цвета обоев. После вмешательства Фэй обстановка выглядела великолепно, но жильцов мучила постоянная боль в спинах из-за сидения на массивных креслах с прямыми спинками и боль в глазах из-за необходимости читать в полумраке. Фэй ненавидела яркий свет. Она считала яркое освещение исторически некорректным.