Победа для Александры - Надежда Семенова (2007)

— Моя Александра, — то ли поправился, то ли уточнил поэт, — твой Александр жаждет увидеть тебя завтра в своей скромной обители.

Витиеватая речь неприятно оттеняла затрапезный костюм «благородного соискателя», а безжизненный голос не позволял поверить в истинность намерений. Саша вспыхнула и мотнула головой с энергией лошади, отгоняющей не в меру усердного кровососа.

— Это зачем?

Брови поэта удивленно поползли было вверх, но затем какая-то мысль придавила их на месте. Во взгляде зажегся дальний тревожный огонек. Он сгорбился, просительно вытянул шею в Сашину сторону и мягким предупредительным тоном спросил:

— Что-то не так?

Саша взглянула Иванову в лицо и остолбенела. Перед ней вместо замороженного, отстраненного «специалиста», поглощенного процессами переваривания и разглядывания, стоял другой человек. Живой, обеспокоенный, с внимательными серыми глазами. Но не успела она облегченно рассмеяться, как поэт снова превратился в сомнамбулу, самолюбиво выпятил нижнюю челюсть и желчно прошипел:

— Говорят, вы были на танцах?

Саша кивнула и с беспокойством заглянула в неуловимое лицо.

Поэт помолчал, видимо пережидая переход желваков через сердитое личико, и страдальческим голосом протянул:

— В субботу?! — пошамкал губами, еле удерживая оскорбленный вопль, тягучий, как крик обделенного добычей шакала. — В тот самый день?

Саша почувствовала смутную вину, принужденно засмеялась, ощущая желание подбросить мяска или хотя бы потрепать инженера по упрямо склоненной голове, даже протянула руку…

— Сашенька. — Почувствовав перемену в ее настроении, Александр явно воспрянул духом. Он прогулькал теплым, почти ласковым тоном: — Я зайду за тобой завтра в двенадцать.

Обезоруживающе детская улыбка сморщила поэтическую переносицу, распахнулся рот, обнажая трогательную расщелину между передними зубами. Выдержав улыбку секунд двадцать, Иванов приложил слабую руку ко лбу, словно собирая в кучу растрепанные мысли. Когда он убрал руку, улыбка уже исчезла, и лицо приняло обычный, как бы вогнутый вовнутрь вид. Саша растерянно вглядывалась в непостижимо разнообразное лицо кавалера, пытаясь разглядеть следы обезоруживающей улыбки, но так и не нашла. Глаза инженера опять потухли и теперь напоминали бельма снулой рыбы в аквариуме. Не дожидаясь Сашиного ответа, Иванов повернулся к ней спиной и удалился. О том, что разговор показался ему вдохновляющим, можно было судить лишь по походке: он уходил прочь размашисто шевеля руками и упруго, победно сжав ягодицы.

Саша покорно кивнула ему вслед.

Она прошла мимо тучной кассирши, старательно удерживающей на лице индифферентное выражение. Очередь из молодых ткачих бойко набирала в алюминиевые подносы еду. Жидкий зеленоватый гороховый суп, липкая вермишель, на которой ржавым озерком разлился гуляш, и разлитый по граненым стаканам мутный вчерашний чай. Бросаемые искоса завистливые взгляды, скорые вздохи должны были бы рождать в душе «обласканной мужским вниманием» Саши законную гордость. Как-никак именно ее видный фабричный жених пригласил в гости. Но вместо этого Саша испытывала неловкость, будто исподтишка стащила главный приз соревнований.

На следующий день Саша сидела на стуле, впившись взглядом в циферблат будильника. Он оглушительно тикал, усердно подгоняя минутную стрелку, но время все равно тянулось еле-еле. Ожидание казалось тем более бессмысленным, что идти в гости к Иванову и его свирепой маман абсолютно не хотелось. Промчалась спасительная мысль: «Если Александр опоздает больше чем на три минуты — пойду на стадион», и тут в дверь постучали.

— Войдите! — крикнула Саша.

Дверь открывалась так долго, словно у гостя параличом сводило руку. Иванов просунул голову, увидел Сашу, дернул подбородком и сказал:

— А я думал, что ты будешь ждать меня внизу, в фойе, — и укоризненно добавил: — Пришлось топать по лестнице.