Победа для Александры - Надежда Семенова (2007)

— Здесь? Я бы заметила. — Саша сделала удивленное лицо, а затем добавила как можно более беспечным тоном: — А, делайте что хотите.

Саша прошла к шкафу, взяла магнитофон, наушники и громко, нарочно глядя на подручных, спросила:

— Мое присутствие не обязательно?

— Буду благодарен за доверие. — Мага шутливо приложил ладонь к сердцу. — Не беспокойся, все будет в порядке. Я обещаю, — сказал он и самолюбиво вздернул голову.

Слово свое Мага почти сдержал. Комната была обыскана весьма профессионально, после непрошеных гостей не осталось никаких следов. Вещи лежали на своих местах, и ничего не пропало. Ну, или почти ничего. Исчез прозрачный флакончик Сулимкиных духов. Впрочем, Сашу это скорее обрадовало. Духи были чересчур терпкими. Соседка пользовалась ими в исключительных случаях, и тогда комнату наполнял убойный, нечеловеческий аромат.

Саша представляла себе рябого или угрюмого, опрысканных знойными Сулимкиными духами, и ей становилось весело.

Глава 21

Саша пробиралась к своему боковому месту, перешагивая через чужие баулы, чемоданы, коробки, стянутые скотчем, дорожные сумки. На лицах отъезжающих застыло общее суетливо-оживленное выражение. Поезд тронулся, и вместе с ним по перрону двинулась кучка особенно ретивых провожающих. Они стучались в заляпанные окна, наугад посылали воздушные поцелуи в темноту вагона, утирали понарошечные слезы, прижимали к груди руки, демонстрируя отчаяние разлуки, удрученно закатывали глаза и жестами настаивали писать и звонить. Поезд взвизгнул прощальным свистком, оборвалась платформа, и засновали длинные полоски рельс, разбегаясь по разным направлениям. Дородные, вспотевшие от физических усилий, потребовавшихся для пристраивания багажа, тетушки, несвежие мужички в тренировочных штанах и тапочках на босу ногу, надутые дети, скучающие девушки, несколько юношей — вот и все население плацкартного прицепного вагона Петербург — Кострома. Место напротив оказалось свободным. «Хорошо, — подумала Саша, — не придется вступать в разговоры с попутчиками». Она обняла коленки и задумалась, глядя в окно.

Саша долгих четыре года не была в родительском доме. Письма приходили редко, в основном по праздникам, мама писать не любила, а отец и подавно. Родители коротали век, занимаясь хозяйством и переругиваясь. Отец выпивал, умудряясь удерживаться на тонкой грани между алкоголизмом и бытовым пьянством. По крайней мере, так считала мать. В последнее время в ее письмах появилась несвойственная прежде удаль, видимо, дела поправились, и отец действительно пить стал меньше. Уезжая после восьмого класса в Иваново, Саша чувствовала себя неоперившимся птенцом, раньше срока вывалившимся из гнезда. Будь у нее хоть малейшая возможность, она предпочла бы остаться дома. Даже сильно захмелев, отец оставался дружелюбным по отношению к «любимой дочушке», но жену, а особенно подросшего, огрызающегося на мать Вовку не щадил. После одной особенно отчаянной стычки Сашин братец ушел из дома, некоторое время обретался у друзей, а затем поступил в военное училище.

— Ему и форму дадут, и харчи казенные, — говорила мать, уперев в стену застывший взгляд некогда голубых, а теперь словно застиранных глаз. Она сидела, баюкая руку, на которой лиловел рваный рубец. Сколько Саша ни спрашивала, мать твердила одно: «Поскользнулась». Неживой взгляд, жуткая рана и сдержанный, словно задохнувшийся голос матери надолго поселились в ночных Сашиных кошмарах. Вся остальная жизнь отошла на задний план: спорт, простые школьные дела, подружки, даже увлечение Индией.