Победа для Александры - Надежда Семенова (2007)

У Евгении Мартыновны возмущенно покраснел кончик носа, вытянулся, обнюхивая новую угрозу. Когда-то отстраненная, подозрительно вялая и безразличная невестка выказала неожиданную прыть. «Ишь ты, тихий омут», — подумала Евгения Мартыновна, демонстративно взяла в руки щетку, щедро насыпала на нее соду и перенаправила кипящий взгляд в утратившую невинность раковину. Саша не стала дожидаться продолжения беседы, аккуратно отвела протянутую руку с орудием труда остолбеневшей от такого нахальства родственницы и пошла собирать вещи. Как это ни странно, сообщив положение дел «матери-защитнице», она почувствовала облегчение. Саша на минутку задержалась в дверях. Иванов поднял голову от шахматной доски, на которой расставлял фигуры в соответствии с условиями задачи из книжки, мутно посмотрел на жену и приветливо улыбнулся. Саша подошла к нему, погладила по еле заметно лысеющей голове:

— Прощай… Сашенька.

— Душа моя, — прочувствованно пробормотал поэт, — почему ты прощаешься? Ведь поезд только завтра…

— Прости, дружок. Я неважно себя чувствую. Мама постелит мне в зале, а завтра утром я уеду. Не хочу тебя будить.

— Ты такая заботливая… — Инженер светло улыбнулся и кокетливо прикусил голову шахматного коня.

— Ну что ты, — усмехнулась Саша, вытаскивая коня из шаловливого инженерского ротика, — до твоей мамы мне далеко.

— Ты права, — восторженно подхватил Александр, — мамуля у нас просто клад! Мамусик, — закричал он, — иди скорее! Саша говорит, что ты у нас просто сокровище…

— Так и говорит? — раздался за дверью скрежещущий голос свекрови.

— Мама, я тебя умоляю! — Инженер недовольно нахмурился, рассыпал фигуры, хлопнул доской себя по коленям и сказал, обращаясь к Саше: — Уверяю, она любит тебя! Тебя невозможно не любить!

Саша подняла с пола ферзя, покрутила в пальцах и покачала головой:

— Да тебя она любит, тебя… — и прикусила язык, оборвав себя на полуслове.

Хотелось сказать: «Будь умницей, слушайся маму». Но жаль было обижать ничего не подозревающего венценосца. Было жаль не только взрослого мужчину, беззаботно вытянувшего слабые ножки, стянутые путами материнской опеки. Было жаль растущего в чреве ребенка, свекровь, себя… Нет, себя не было жаль. Было жаль потерянного времени. Времени, убитого на стремление жить «нормальной жизнью». Стирать носки и готовить обеды неплохому, по сути, мужчине. Иванов не пил, не бил, не гулял и даже деньги из дома не уносил. Мистер Не. Не удовлетворял, не обременял, не брал в голову. Хороший среднестатистический муж без отклонений. Тоска зеленая, а не жизнь! Серые совиные сумерки без бездонного неба и яркого солнца. Да пропади оно все пропадом! Саша по-девчоночьи шмыгнула носом и… пошла мыть посуду. Надо же было отрабатывать кров и постель. Чай, не дома!

Глава 29

Страшно! Страшно и весело открывать глаза на американских горках. Вверх-вниз. Угрожающе скрипят крепления. Грохочут колеса. Посетители открывают рты в дружном приступе ужаса и согласно визжат от облегчения.

Саша выглядит испуганной и решительной одновременно, в ее глазах поочередно сверкают страх и смех. Габриэль касается тонкой белой руки с самодельным браслетиком из бело-голубого бисера на запястье… Кажется, что желудок ухает вниз раньше остального, на миг оставляя в невесомости голову. Саша открывает рот и азартно кричит:

— Оп-па!

— Ии-у! — в унисон взвизгивает Габриэль.

Упитанный мальчик в тесных шортах на соседнем сиденье теряет на повороте желтую бейсболку и обиженно кричит ей вслед:

— У-у-у!

Его оставшаяся внизу расфранченная мать оглушительным воплем перекрывает толпу:

— Идиот!

Спустившись на землю, Саша и Габриэль какое-то время подрагивали коленями и желудками, держались друг за друга неверными руками и смеялись. Бессмысленно, как оглушенные дозой наркоманы.