Отель Вавилон - Имоджен Эдвардс-Джонс, Мистер X (2008)

Вхожу в зал и оказываюсь в облаке сигарного дыма. Теперь тут спокойнее. Большинство постояльцев отправились в номера, остались лишь самые выносливые и набравшиеся до такой степени, что не могут подняться со стульев. Еще мистер Мастерсон с двумя проститутками. Очевидно, у него пропасть времени. Сидит, посасывает «Тринидад дипломатикс», ощущает близость женщин, на лице сияющая улыбка. Как только заходишь в бар, сразу обращаешь на него внимание. Одна из девиц определенно влила в себя слишком много шампанского. Бретелька красного шелкового топа съехала с плеча так низко, что левая грудь того и гляди совсем оголится. Проститутка как будто ничего не замечает, или ей все равно. А может, это и есть ее метод соблазнять.

Джанфранко, Альфредо и Франческо уже начали уборку: вытирают столы, наводят порядок за барной стойкой, выбрасывают остатки лимонов и лаймов. Джино у столика, стоит, опершись руками на спинку стула, и пудрит мозги «текучей историей» — рассказами об очень дорогом спиртном — весьма состоятельному на вид джентльмену, чьи красные щеки такого же цвета, что и носки. Я и отсюда вижу: Джино на охоте. Его выдают псевдонепринужденная поза и слишком веселая улыбка. Проходит некоторое время, и я слышу, как он предлагает клиенту коньяк «Наполеон» по семьсот пятьдесят фунтов за бокал.

— Семьсот пятьдесят! — восклицает тот. — Должно быть, это что-нибудь исключительное, если стоит таких денег.

— А вы, мистер Мастерсон? — спрашивает Джино, направляясь в сторону техасца и останавливаясь ровно посередине между двумя клиентами. — Не хотите попробовать? Досадно будет доставать из погреба бутылку «текучей истории», если пробовать ее будет всего один человек.

— Что? — спрашивает мистер Мастерсон.

— Не желаете ли отведать мою драгоценность — коньяк «Наполеон» 1796 года?

— А, да, конечно. Разумеется, желаю, — отвечает мистер Мастерсон, шлепая не по своей ляжке. — Он мне запомнился еще в прошлый раз. Речь ведь про тот, бокал которого стоит больше тысячи долларов?

— Именно про него, — подтверждает Джино.

— Потрясающе, — говорит мистер Мастерсон. — А мои гостьи попробуют?

— Если только совсем чуть-чуть, — мурлычет одна из девиц.

— Три бокала, — заявляет мистер Мастерсон. — И налейте в каждый по двойной порции.

— Будет сделано, сэр.

Джино поворачивается, знаком велит Джанфранко со всех ног нестись в винный погреб, и тут его взгляд падает на меня, но бармен делает вид, что слишком занят своими мыслями. У него сейчас нечто типа тантрического обряда: надо загипнотизировать клиентов байками об истории, роскоши и временах давно минувших.

Появляется бутылка. Джино кладет ее в специальную корзину, несет на столик, сдувает несуществующую пыль, любовно ласкает бутылку рукой и затягивает песню о том, что успели придумать с момента изобретения драгоценного коньяка. Заканчивает тираду годом, когда скончалась Екатерина Великая. Американцы в восторге. Потому что последние слова Джино — о том, какова была в ту пору численность населения Америки, а для них это бальзам на душу.

Я на сто процентов уверен, что сейчас не получу водки. Надо возвращаться к стойке и немного подождать. Впереди еще целая ночь.

Когда я прихожу, Деннис, естественно, болтает по мобильному. На стойке звонит телефон.

— Здравствуйте, ресепшн, — говорю я.

— Здравствуйте, — звучит сварливый и утомленный голос. — Я не могу заснуть.

— Мне очень жаль, сэр, — отвечаю я, думая: «Я тоже не могу».

— В соседнем номере пир горой, — сообщает постоялец. — Не могли бы вы что-нибудь предпринять?

— Сию минуту отправлю кого-нибудь наверх, сэр.

Такое случается все время. Кто-то заказывает номер, приглашает гостей, а ты и не подозреваешь, что затевается гулянка. Мне приходила мысль: в четыреста пятидесятом собирается многовато народа. Но я решил: если не поднимут шум, не стрясется ничего страшного. К сожалению, мои надежды не оправдались.