Ненависть - Джулия Баксбаум (2008)

— Да, все хорошо, спасибо, — говорю я, стараясь казаться трезвой. — Это мой друг Мейсон. С работы.

— Очень приятно, сэр, — отвечает Роберт и пожимает Мейсону руку. Он оценивающе оглядывает костюм Мейсона, решает, что тот выглядит достаточно представительно, и пропускает нас внутрь.

— Доброй ночи, — говорим мы с Мейсоном в унисон и заходим в лифт. Внезапно я начинаю нервничать в ограниченном пространстве кабины и трезвею, как будто уже наступило следующее утро. Мы стоим у противоположных стенок лицом друг к другу, Мейсон улыбается мне одной из тех всепонимающих улыбок, которая говорит: «Не могу дождаться, когда увижу тебя голой». Но он меня еще не целовал, и я благодарна ему за это. Мне требуется немного времени, чтобы совладать с нервами. Встреча с Робертом, который практически каждый вечер в течение двух лет видел меня с Эндрю, заставляет меня засомневаться, что я сейчас поступаю правильно.

«Ты сможешь сделать это, Эмили. Только посмотри на него. Он такой аппетитный».

Мы заходим в мою квартиру, что автоматически означает — в мою спальню, потому что у меня только одна комната. Когда здесь Мейсон, она кажется меньше, и, хотя кровать находится в противоположном конце от входной двери, у меня такое чувство, что мы стоим слишком близко от нее. Мне хотелось бы, чтобы она была дальше.

— Хочешь еще выпить?

— Нет, спасибо, дорррогая, — говорит Мейсон и придвигается ко мне, так что между нами не остается и полуметра. Он заводит руку мне за спину и притягивает к себе, наши лица почти соприкасаются. «Мы должны поцеловаться. Я сейчас поцелую Мейсона».

Но мы все еще не целуемся, пока, по крайней мере. Мейсон сначала пытается заглянуть мне в глаза и увидеть там одобрение, но я, похоже, не в состоянии поднять взгляд. Вместо этого я смотрю на его губы, которые в любую секунду готовы прижаться к моим.

А затем мы все-таки целуемся, сначала очень осторожно. Мейсон разыгрывает это мастерски. Он начинает с легких поцелуев, коротких и дразнящих. Он водит по моим губам своими, не разжимая их, поэтому я тоже не раскрываю рот; получается такой щекотный детский поцелуй. Потом, как и ожидается, поцелуи становятся крепче, и в ход идут уже наши языки. Я закрываю глаза, мне больше не нужно видеть его губы, чтобы знать, где они находятся.

Это ошибка. Ошибка не в том, чтобы целоваться, а в том, чтобы при этом закрывать глаза. Это дезориентирует меня, и за закрытыми веками я вижу Эндрю. Я целую Мейсона сильнее, чтобы заставить исчезнуть Эндрю, его образ и его имя, я раздавливаю свои губы о его до боли. Я уговариваю себя, что Эндрю наверняка прямо сейчас целует кого-нибудь другого и что у меня нет оснований чувствовать себя виноватой или быть такой печальной.

Он сказал, чтобы я оставила его в покое. Я так и делаю.

И поэтому я продолжаю целовать Мейсона, но теперь уже с открытыми глазами. Одновременно я рассматриваю его, вплотную и бесстрастно, как на приеме у врача. Я вижу лишние волосы на бровях, родинку под правой скулой. «Сосредоточься на этой родинке. Она очаровательна. Сконцентрируйся на этом».

Мейсон открывает глаза, видит, что я его рассматриваю, и отступает назад. Какое-то мгновение он медлит, чтобы восстановить дыхание и подобрать слова.

— Ты хочешь этого? — спрашивает он мягко, без всякой злости.

Я решаю не останавливаться, — это для меня спасение, — и не отвечаю, а просто подаюсь вперед и прижимаюсь к нему губами, и мы сливаемся еще на какое-то время.

— Эмили. — Он делает несколько шагов назад. Наши глаза встречаются, и его взгляд говорит все за него: «Только не так. Так я тебя не хочу». — Это все из-за Эндрю? — спрашивает он, хотя я понимаю, что он уже знает ответ.

Я только киваю, я настолько сама себе противна, что ничего не могу сказать. Зачем я вовлекла Мейсона во все это?