Ненависть - Джулия Баксбаум (2008)

Я ушла с работы, и думаю, что поступила правильно. И еще я рассталась с Эндрю: ты его никогда не знала, но полюбила бы обязательно. Он очень хорош в постели, настоящий специалист. Теперь я знаю, что нужно держаться за людей, которым ты готов отдать свою почку. Нельзя отпускать их только для того, чтобы понять, чем владеешь, лишь из-за того, что слишком запутался в собственных чувствах. Или слишком испугался. Потому что в действительности я именно испугалась. Мне казалось, что если бы мы продолжали в том же духе, в конце концов он бы искромсал мое сердце на тысячу маленьких кусочков. Он съел бы меня живьем.

Или, может быть, ты все равно теряешь их, потому что, если ты запутался так сильно, как я, отдать свою почку — не такое уж великое дело. Но сейчас оно опять становится важным, ведь я уже понимаю, что просто пыталась сбежать. И начинаю восстанавливать свои утраченные органы. Теперь, когда у меня есть почки, которые можно отдать, это значит очень, очень много. И если у тебя есть какие-то рычаги воздействия на Эндрю, я бы воспользовалась любой помощью, поскольку он ясно дал понять, что не хочет иметь со мной ничего общего. Но я все равно собираюсь бороться за него. На этот раз — по-настоящему. Даже если выяснится, что я опоздала. Даже если в процессе борьбы меня сотрет, к черту, в порошок.

Жаль, что я не знаю, можешь ли ты меня видеть или слышать, и когда именно, потому что мне не очень хочется, чтобы тебе было известно все. Однако если есть выбор, то, по-моему, лучше все, чем ничего, пусть это причинит мне неудобства. Но вряд ли тут от меня что-нибудь зависит. Иначе ты бы стояла сейчас рядом со мной и мы навещали бы могилу какого-то другого человека, которого хоть и любили, но скучали по нему не очень сильно.

Иначе я бы перемотала бы ленту назад, по меньшей мере до сегодняшнего утра, и вернулась бы сюда с цветами.

Это просто такой длинный способ сказать, что я люблю тебя. И тоскую без тебя. И я постараюсь изменить свою жизнь к лучшему. Я должна сделать это ради тебя, — и ради себя тоже, — в крайнем случае, хотя бы попробовать. Я люблю тебя, даже несмотря на то что ты умерла и мне не на кого обратить свою любовь. Я люблю тебя, даже несмотря на то что больше не могу тебя слышать. Я правда люблю тебя, без всяких там «даже несмотря на то, что…» Я хочу, чтобы ты знала: у меня все будет хорошо. Очень хорошо. Правильно? Правильно. Потому что иначе и быть не может. Хватит, хорошенького понемножку. Я собираюсь бороться за себя.

Я поднимаюсь на ноги, возможно, чтобы таким образом поставить точку в разговоре. До свидания, мама. Я еще раз обхожу прямоугольный камень кругом. Кладу пальцы на бороздки выгравированных букв и запоминаю это ощущение. Я закрываю глаза, чтобы обострить осязание. Затем подношу пальцы к губам. Целую их. Вновь прикасаюсь к камню. Это, конечно, не цветы, но уже кое-что.

Я не тороплюсь покидать кладбище. Еще раз прохожу мимо Дженни Дэвис, опять целую свои пальцы и дотрагиваюсь до ее надгробия. «Я буду стараться изо всех сил, Дженни. За нас обеих».

По пути к выходу я замечаю еще двух человек. Но ни один из них не смотрит на меня, а я — на них. Здесь нужно быть невидимым. В этом месте тишина естественна и успокаивает, пусть ненадолго. Я снова иду под кронами деревьев и по центральной аллее. Проходя мимо каменной стены, я легонько стучу по ней кончиками пальцев. А затем покидаю кладбище Патнама, оставляя безмолвие и одиночество позади, раз и навсегда.

ГЛАВА 36

— С Рождеством тебя, папа, — говорю я, когда на экране моего сотового загорается номер домашнего телефона моего отца. Я нахожусь примерно в квартале от загородного клуба и наблюдаю за вереницей отъезжающих от него «мерседесов». Я натягиваю шляпу поглубже на уши, отчасти для того, чтобы защититься от холода, но главным образом для того, чтобы меня не узнали.