Шедевр - Миранда Гловер (2006)

Каждый фильм начинается с демонстрации шедевра, затем экран постепенно затемняется и идет мое представление. Рядом будут стоять манекены в моих костюмах и с соответствующими аксессуарами, и к каждому будет прилагаться открытая книга, выбранная для каждой из героинь. Я также напишу историю каждого шедевра — сквозь призму моих собственных ощущений и догадок, а не в стиле учебников по истории искусства. Зрители узнают об одинокой старости Кристины, о незнатном происхождении Мари, ее осуждаемом родней мужа браке и ножевой ране, нанесенной ее изображению на чердаке. Они увидят, как старела всеми позабытая Викторина, в то время как стоимость ее портрета неуклонно росла; поймут, в чем состоит истинная ценность канонизированной Марии. Затем они смогут узнать о власти денег, которую олицетворяла Изабелла; увидят цену любви и эстетического совершенства в истории миссис Лейлэнд и, наконец, станут свидетелями двоякого толкования мифа о Юдифи.

Выставка будет заканчиваться моим открытым пустым сундуком. В нем останутся лишь визитные карточки со знаками отличия и пустые коробки. В центре зала я поставлю большое количество зеркал, которые будут блестеть в свете ламп и отражать публику, словно большие экраны, показывающие зрителям их же самих. На зеркалах будет отпечатано уравнение моей истинной стоимости: 665000 фунтов стерлингов/140 фунтов = 4750 за фунт.

Это и есть я: зеркала — само название которых созвучно с моим именем[27] — и пустая ваза, ожидающая отзывов о моем представлении и о семи выбранных мною героинях, в то время как свет экранов будет падать на меня настоящую. Что касается моей личности, я в последний раз полностью выставлю себя на всеобщее обозрение. Надеюсь, что этим я не расстрою и не разочарую своих поклонников. Я знаю, что пора, наконец, начать отделять спектакль от реальности. И я решила сделать откровенное признание.

47

К моему разочарованию, когда я вернулась в Лондон, Эйдан уже уехал в Нью-Йорк. Он оставил сообщение, где говорил, что пробудет там всего пару дней, что хочет увидеться с Сэмом и попросить Бена и Грега повременить с заключением сделки, пока я не приму решения. Было также сообщение от Билли, он просил прийти к нему в Национальную галерею. Это было неспроста. Билли обращался только в особенных случаях, и у меня закралось подозрение, что темой разговора станет Эйдан.

Я оказалась права.

— Ты поступаешь неправильно.

На холстах Билли теперь красовались реалистические изображения масляными красками с вкраплением кусочков меха и черного бархата. На вешалке больше не висели кроличьи шкурки. Вместо них я увидела последний пейзаж Барбоура. Кажется, Билли стал настоящим деревенским жителем.

— Так ты об этом хотел поговорить? — спросила я.

Билли усердно работал, периодически стряхивая лишнюю краску с кисти. Я наблюдала за ним с противоположного конца студии. До меня доносился шум машин с улицы. Это была последняя неделя, которую Билли проводил в своей студии в Национальной галерее.

— Я собираюсь уйти из этой студии, — задумчиво проговорил он. — Но я слишком привык работать среди великих мастеров. Каждый раз перед созданием нового произведения я выхожу в галерею и черпаю там идеи. Это чертовски увлекательно!

Я села на деревянный стул и принялась ждать, когда Билли закончит. Наконец он выложил кисти на боковом столике в ровную линию и поставил передо мной табуретку. Сев на нее, он взял меня за руки. Кожа на его ладонях показалась мне удивительно грубой.

— Эстер, я думаю, что ты не права.

Меня изумила прозвучавшая в его голосе искренность. Интересно, сколько раз он репетировал эту сцену, — возможно, даже перед Эйданом.

— Продолжай, — настороженно сказала я.

— Эйдан всего лишь выполняет свою работу. Он старается сделать для тебя все, что может. Мне кажется, ты не понимаешь, насколько это сложно. Он по-своему гениален, ты же знаешь.