Все ради любви - Элис Петерсон (2015)

– Если человек получает достаточно тепла и света, он расцветает, как эта рассада, – говорила бабуля. Она с нежностью гладила проросшую редиску и салат-латук, все время приговаривая: «В этом году хороший урожай» или «Какой прекрасный горошек, Дженьюэри, только взгляни!» Я помню, как она переживала за посаженные мною базилик и мяту, как осенью сажала тюльпаны, а весной наблюдала, как появляются всходы.

Мы с дедулей устраиваем Уорду экскурсию по саду.

– Мне нужно взять дров из сарая, – говорит дед. Уорд предлагает свою помощь. К балкам сарая прикреплены самодельные качели красного цвета.

– Айла в детстве очень любила эти качели, – вспоминаю я.

В нашем саду много укромных уголков.

– Тут, наверное, очень здорово играть в прятки, – улыбается Уорд, когда мы пересекаем газон, где мы обычно играли с моими школьными приятелями в крикет.

Мы выходим за ворота и идем к пляжу. Дедушка рассказывает Уорду о нашем доме. Особняк был построен в 1972 году, и раньше здесь не было никакой дороги к берегу моря, лишь крошечная тропинка, поросшая травой.

По пути к пляжу я показываю Уорду на парковку вдалеке.

– Бабуля назначала нас с Лукасом ответственными: мы должны были убедиться, что все оплатили парковку.

– И что, все оплачивали? – весело спрашивает Уорд.

– Если не оплачивали, то имели дело с Лукасом. Который гонялся за ними по стоянке и вопил «А ну, плати!»

Дедушка смеется. И добавляет, что Лукас не изменился.

Когда мы возвращаемся с прогулки, я показываю Уорду оставшуюся часть дома, и мне неловко снова оставаться с ним наедине.

– Здесь нужно кое-что подлатать, – говорю я, когда мы входим в детскую, где мы с Лукасом обычно проводили время перед телевизором. В одном углу – стеклянные двери, ведущие в сад. Рядом стоит кукольный домик, который бабушка когда-то подарила Айле. Я подхожу к книжной полке и беру «Ребекку» Дафны дю Морье, сдув с нее пыль.

– Помню, как дедушка рассказывал мне про Дафну дю Морье, когда мы только сюда переехали. Мы часто сидели у камина, и дедуля читал мне ее книги. И все побережье наполнено духом Дафны.

На втором этаже я проношусь мимо двери своей комнаты, не желая, чтобы Уорд вошел, но он проходит вперед меня.

– Тут так мило, – говорит он, глядя в окно на море. Я, помедлив немного, подхожу к нему.

– Меня зачаровывало море: оно всегда было таким разным. Даже зимой, когда волны становились совсем серыми, море имело надо мной странную власть.

Уорд поднимает за серебряную рамку фотографию моей матери, стоящую на старом туалетном столике. Здесь она так похожа на бабулю. На ее длинных каштановых волосах небрежно повязана косынка. Она держит на руках меня в пеленке – из пеленки выглядывает моя мордочка.

– Это ты? – спрашивает Уорд. Я киваю. На снимке я положила голову маме на плечо и прижалась к ней. Мамины глаза закрыты; я тоже почти сплю. Я бы хотела помнить этот момент, но я чувствую его – вдыхаю аромат ее ванильных духов, слышу стук ее сердца. Всхлипнув, я снова киваю.

– Это моя мама.

Уорд смотрит на меня.

– Она была красивой, – говорит он. – Этим ты в нее.

На этот раз я не отворачиваюсь.

– Правда, Дженьюэри. Ты очень красивая.

– Ну что там с двигателем? – спрашиваю я Уорда. Он в который раз поворачивает ключ в замке, но вместо шума мотора слышен лишь болезненный скрежет.

– В последнее время мой автомобиль стал очень строптивым.

– А раньше ты мне об этом сказать не мог?!

Дедушка стоит на крыльце и ждет. Уорд снова пытается завести двигатель, но снова ничего.

– Похоже, аккумулятор сдох.

– Не понимаю! – Я в раздражении. – Все же было нормально!

– Бесполезно, Дженьюэри.

Я опускаю стекло.

– Дедушка, не стой на морозе, простудишься, – говорю я, уверенная, что мы вот-вот наконец уедем.