Легко ли быть одной? - Лиз Туччилло (2016)

Я подняла Руби на ноги и направилась с ней к выходу. Проходя мимо Дэвида, я толкнула его. Сильно. Так что он пролил свой напиток. Я была очень зла на него – он унизил мою подругу Джорджию и в конечном итоге не стал мне мужем.

Когда мы с Руби вышли на улицу, я рассказала ей и о драке, и о рвоте. Джорджия сообщила нам, что Элис уже повезла Серену в больницу. Мы прыгнули в такси и отправились в медицинский центр Святого Винсента.

Когда мы туда добрались, Серене уже промыли желудок, что, как я слыхала, было далеко не самым приятным опытом. В течение вечера Серена поглотила штук семнадцать разных напитков.

Как же я этого не заметила? Я была так рада, что Серена наконец расслабилась, что не обратила внимания на то, как она наказывает себя. Появились и Элис с Джорджией; им обработали раны, обе они были замотаны в бинты, словно парочка девушек, занимающихся роллер-дерби[14].

Что-то все время шло не так, все это было как-то ужасно неправильно. Мы красивые, воспитанные, сексуальные, умные одинокие женщины – и при этом мы были катастрофой, олицетворением бедствия. Если бы о нас нужно было написать книгу из серии «Как что-то сделать», называться она должна была бы «Как вам не стать похожими на нас». Мы совершенно неправильно подходили к делу под названием «быть одной», но у меня не было ни малейшего понятия, как делать это лучше.

Размышляя о лучшей жизни, я подняла голову и увидела напротив нас двух женщин, которые очень оживленно говорили по-французски. Обе они были красивы, стройны, безупречно одеты, и обеим было чуть за тридцать. Одна была одета в коричневый фетровый плащ с крупным узором, сделанным стежками белой нитки, а на другой было короткое замшевое пальто с бахромой. Почему-то это отлично выглядело. Я никогда не обращаю внимания на обувь, просто не заморачиваюсь, но красивое тоненькое пальтишко, которое заставляет не замечать всю остальную одежду – да, это производит на меня впечатление. Эти изысканные дамы явно были чем-то недовольны. Что очень по-французски. Прислушавшись и подключив свои познания во французском, который я два года учила в колледже, я уловила суть: здравоохранение в Штатах – в состоянии deplorable[15], это отделение скорой помощи – отвратительное, а Америка в принципе – отстой. Мне стало любопытно, что же их тогда сюда привело. Они выглядели такими элегантными, такими безукоризненными. Что в их очаровательной французской жизни могло пойти настолько не так, чтобы они оказались в отделении экстренной помощи? Может, у одного из их друзей передозировка презрения?

– Простите, могу я вам чем-нибудь помочь? – Я старалась выглядеть дружелюбной, но при этом чувствовала себя несколько навязчивой.

Француженки перестали разговаривать и уставились на меня. Та, что была в фетровом пальто, взглянув на Руби и Серену с чувством полного превосходства, ответила:

– Наша подруга подвернула ногу.

Другая француженка в это время бросала на нас любопытные взгляды, тоже вдруг заинтересовавшись.

– А что привело сюда вас? – спросила она с очаровательным французским акцентом.

Я уже хотела ей что-нибудь соврать, но тут Элис выпалила:

– Мы подрались с девчонками.

– Они заставили меня слезть с барной стойки, на которой я танцевала, – подхватила Джорджия.

Она пристально уставилась на француженок, словно говоря: «Тогда как я была готова идти на новый виток». Те дружно наморщили свои носики, как будто уловили отвратительный запах испорченного сыра бри.

Дамы переглянулись и заговорили по-французски. Это было что-то вроде: «У американских женщин нет чего-то там. Куда смотрят их матери? Неужели они не учили их чему-то там?»

Я поняла все, кроме одного слова. Жаль, что на уроках французского я сачковала. Ладно, к черту.

– Простите, а что означает слово orgueil? – спросила я несколько вызывающе.

Та, что была в длинном пальто, посмотрела мне прямо в глаза и сказала:

– Гордость. У вас, американок, нет гордости.