Месть женщины - Наталья Калинина (1995)

Анджей не одобрял, но и не осуждал советскую политику в отношении этой бедной мусульманской страны, — точно так же в свое время он не испытывал ни каких чувств по поводу вторжения во Вьетнам американцев. Подобные события Анджей Ковальский привык расценивать с сугубо профессиональной точки зрения. В нем, как и тогда, вновь проснулся жгучий интерес к военной журналистике, он бредил репортажами, которые мог бы передать независимым агентствам из этой в настоящий момент самой горячей точки в мире. Впервые за последние годы он пожалел о том, что сменил гражданство. Ночами он слушал «Голос Америки» и прочие свободные волны, и его выводила из себя бездарность идеологов антисоветской пропаганды. Днем читал советские газеты и смеялся над тем, что там писали. Он дал себе слово, что рано или поздно непременно попадет в Афганистан в качестве независимого журналиста. Он был уверен в том, что война продлится долго.

Когда в их город доставили первый цинковый гроб, и Анастасия Ивановна, сообщая эту новость, сказала за ужином: «Я считаю наше правительство шайкой преступников», а в Анне Нестеровне вдруг вскипел патриотизм, и она обозвала дочь «скудоумной мещанкой», Анджей понял, что просто обязан написать статью, в которой скрупулезно проанализирует раскол в советском обществе, вызванный афганской войной. Не только написать, а опубликовать ее за границей. Он пил чай, не очень вникая в спор матери с дочерью, и думал о том, что в Европе война, как правило, вела к развалу системы, ее развязавшей, выступала в роли ее могильщика. Неужели Советский Союз не понимает, что его ждет? И Анджею уже слышалось позвякивание лопаты о камни на кладбище социализма. Женщины спорили до хрипоты. Он же на вопрос жены: «А что думаешь по этому поводу ты?» — коротко ответил:

— Из меня никудышный политик.

В тот же вечер они сидели вдвоем на веранде. Анджею вдруг захотелось коньяка, и Анастасия Ивановна поддержала компанию. Она мгновенно опьянела и ни с того ни с сего расплакалась, уронив голову на стол.

— В чем дело? — спросил Анджей. — Я тебя чем-то обидел?

— О Господи, нет, конечно. Это все нервы. — Анастасия Ивановна продолжала плакать. — Последнее время я живу на нервах.

Анджей встал и, подойдя к окну, стал барабанить пальцами по тоненько позвякивающему стеклу.

— Я тебя прекрасно понимаю, — сказал он. — Видишь ли, дело в том, что…

— Ты меня не понимаешь. Нет. Дело в том, что я сама этого не хочу.

Он обернулся и удивленно посмотрел на нее, словно впервые увидел эту женщину с полными белыми руками и добрым заплаканным лицом.

— Не хочешь? Но почему?

— Боюсь тебя потерять. Ты уйдешь, когда это случится. Мне снился сон… Я не верю снам, но там было как на самом деле. Я очень боюсь потерять тебя, Андрюша.

— Послушай, махнем в Москву, а? — вдруг предложил он. — Я, кажется, засиделся на одном месте. Да и ты тоже. Решено?

Им забронировали номер в гостинице «Варшава». Когда Анастасия Ивановна вошла в комнату и увидела одну широкую кровать, застланную мохнатым синтетическим покрывалом в серо-черную клетку, она растерялась.

— Андрюша, но… — начала было она и осеклась, увидев озорную улыбку на его лице.

— Мы положим между нами вот это, — сказал он, вытаскивая из портфеля свой черный складной зонт. Он нахмурился, подумав о том, что зонт формой смахивает на тот золотой фаллос, которым он ублажал при первой их встрече Сьюзен Тэлбот, тряхнул головой и расхохотался. — Прости за двусмысленность, ладно? Клянусь, это вышло случайно…

Он повел жену обедать в «Националь».