Месть женщины - Наталья Калинина (1995)

— Я живу у вас вторую неделю и ничем не могу отплатить за ваше… бескорыстное гостеприимство, — говорил Анджей. Они шли с Анастасией Ивановной узкой тропкой вдоль лесной посадки по краю еще не до конца скошенного пшеничного поля. Солнце садилось в сизую дымку густого июльского зноя. Где-то далеко отмеряла чей-то век кукушка. Анджею казалось, он уже переживал нечто подобное или же читал у кого-то из русских классиков — Тургенева либо Толстого, а может, у Бунина. Наверное, потому происходящее виделось ему значительным. Но так считал разум. Душа оставалась безучастной.

— Зачем вы так? — упорно глядя себе под ноги, сказала Анастасия Ивановна. — Я… мне ничего от вас не надо.

— Знаю, моя милая. Потому и чувствую себя так неловко и… неопределенно. Вы тратите на меня столько душевных сил.

Фраза получилась напыщенной и не совсем искренней. Анджей поморщился.

— Нет, что вы, — Анастасия Ивановна вдруг повернула к нему свое полное белое лицо с близко посаженными серыми глазами. — Наоборот, я получаю от вас столько… энергии. Вы даже представить себе не можете, как важно для меня прийти домой и увидеть вас с томиком Чехова или Бунина возле окна, услышать ваш голос, посидеть с вами в сумерках на веранде, — говорила она, беспокойно теребя цепочку на шее. — Я… я только недавно поняла, как ошибалась раньше. У меня были мужчины… — Она опустила глаза, замедлила шаг и остановилась. — И я всегда ждала от них чего-то такого, чего они не могли мне дать. Понимаете, то, что происходит в постели, ну, словом, этого мне мало. Не в плане физиологии, нет. Все мужчины, как бы это сказать… ну да, были прозаичны. В вас есть что-то такое, что я мечтала встретить в юности в человеке, которого полюблю. Я когда-то была большой идеалисткой.

— Вы и остались ею.

Анджей взял сильную широкую руку Анастасии Ивановны в свои, и, склонив голову, поцеловал кончики пальцев.

— Нет, это не так, — тихим, но решительным голосом возразила она. — Это не идеализм. Это… стремление выжить. Во что бы то ни стало выжить. Я цепляюсь за вас, как за соломинку. Вы появились в тот самый момент, когда мне казалось, будто я все глубже и глубже куда-то проваливаюсь. Но самое главное не то, что я проваливалась, а то, что мне было абсолютно все равно, и я бы палец о палец не ударила, чтобы изменить свою жизнь. Об этом не догадывался никто, даже мама. Ну а в больнице меня считают чуть ли не мужиком в юбке.

Анастасия Ивановна грустно усмехнулась.

— Спасибо, что вы так искренни со мной. Но вы меня совсем не знаете, и я вполне могу оказаться не таким, каким вы меня воображаете.

— Я про вас ничего не придумывала. Я смотрела и продолжаю смотреть на вас слишком трезвым взглядом. Я была почти уверена, что вы захотите от меня того же, чего хотят все остальные мужчины. Я бы скорее всего не смогла бы вам отказать, но тогда все было бы… иначе. А такое со мной впервые в жизни. Разумеется, я не поверила в ваш рассказ о пропавших документах и всем остальном, хотя в больнице поверили. Вот вам и большая идеалистка.

— И вы… вы не стали заявлять в органы? — спросил опешивший и слегка испуганный Анджей. — Почему?

— А почему я должна была заявлять? — Анастасия Ивановна удивленно и с укоризной посмотрела на него. — С детства презираю стукачей и прочую мразь.

— А если бы я оказался шпионом? Между прочим, я вполне мог им оказаться.

— Нет. Не клевещите на себя. Я бы никогда не смогла… полюбить шпиона.

— А вы…

— Да, я вас люблю. Но я не собираюсь связывать вам крылья. И не хочу, чтобы ради меня вы нарушали ваш привычный образ жизни. Это не пустые слова. Я поняла, что люблю вас именно за то, что вы свободны душой. — Она усмехнулась. — Правда, я не верю ни в Бога, ни в душу, ни в прочую мистику, но вы, думаю, меня поняли.

Она наклонилась и скинула босоножки. Анджей отметил невольно, что у Анастасии Ивановны слишком широкая ступня и искривленные неудобной обувью пальцы.