Касание - Галина Шергова (2000)

— Я слушаю, — сказала Тала и посмотрела сквозь меня, куда-то далеко, будто на другой конец невидимого провода.

— Говорит кинорежиссер Василий Привалов. Я видел вас только что по телевидению и хочу предложить пробу в моем новом фильме.

— А сколько вам лет? — спросила Тала.

— Тридцать два. Я уже достаточно зрел, но еще достаточно молод, чтобы представлять новое поколение.

— А как вы выглядите? Если вы коротконоги и чернявы, ничего не выйдет. Я не верю в творческие возможности скотч-терьеров. Она сделала вид, что пытается представить себе, каков я собой.

— Напротив, — ответил я, — блондин, рост — 185, длина ног — кондиционная, так что творческий потенциал весьма высок. Более того. Я холост. Точнее, разведен. — Это было правдой — в смысле развода.

— Я подумаю над вашим предложением. Но имейте в виду, что я сама телезвезда и требую изобретательного подхода. — Она повесила трубку на воображаемый рычаг и ушла.

Такой у нас был первый разговор. Мне он показался вполне забавным, чтобы записать его в сценарии. Я только поменял некоторые подробности — герои мои были биохимиками.

Две недели я был крайне изобретательным и придумывал различные подходы. Тала мне действительно очень нравилась, и я даже ни разу не полез к ней целоваться. А через две недели она привела меня в какую-то старую развалюху в арбатском переулке. В двух приземистых комнатах там были составлены разноликие вещи, не имеющие связей между собой: на сиденье надменного стула «чиппендейл» стояла красная современная табуреточка, а отечный секретер привалился к чешскому кухонному буфету. Все стены были увешаны старыми морскими атрибутами — компасами, рулевыми колесами и еще некими предметами, названий которых я не знал. Посреди одной из комнат стояла тахта. Тала села на тахту и сказала мне:

— Тут будет наш дом. Ты будешь моим Филемоном, а я твоей Бавкидой… «Они жили долго и счастливо и умерли в один день». Они будут жить долго и счастливо — целый вечер.

Уже позднее я узнал, что в тот вечер Тала ушла от мужа и поселилась у подруги в этой странной арбатской каюте. Почему она поступила так, не знаю, мне казалось нелепым допытываться у нее. Мы вообще никогда не говорили об интимных чувствах, диктующих людям поступки. Это смахивало бы на сакраментальное «выяснение отношений», которое всегда отяжеляет людские привязанности. Если люди нужны друг другу, они будут вместе.

Мы вместе уже полгода. Но она по-прежнему живет у подруги. У Талы вообще поразительный дар легкости в отношениях. Она ни разу не спросила меня: «Когда ты позвонишь?», или не сказала: «Будем вместе всю неделю».

В тот вечер она тоже сказала: «Они будут жить долго и счастливо — целый вечер». Наверное, уже знала, что это надолго. Но сказала только «целый вечер», чтобы я не почувствовал, что этот вечер обязывает меня. Обязательства вообще нельзя навязать, и она понимала это, чего другие женщины не понимали.

Когда я уходил, она подошла к двери, открыла ее и встала в дверном проеме.

— Ты не можешь дождаться, когда я уйду? — спросил я.

Она засмеялась и сказала доверительным шепотом:

— Нет. Я уже вышла к дверям встречать тебя, когда ты придешь следующий раз. Может, ты захочешь прийти. Я просто жду у дверей.

Я ушел легко, и мне захотелось прийти еще и еще, чтобы она и вправду встречала меня у дверей. А уходить всегда трудно, потому что хочется уйти, а нужно что-то говорить и обещать, что придешь, и быть ласковым, хотя у тебя уже нет на это настроя.

С Талой никогда не бывало мне трудно.

Героиню своего фильма я во многом писал с Талы, я знал, что именно такой должна быть сегодняшняя женщина.

Я спустился в телевизионный бар, где договорился встретиться с Талой: у нее через полчаса начиналась трактовая репетиция, и Тала стремилась выпить свой кофе.