Не жди моих слез - Наталья Калинина (1996)

— Здорово придумано, а? Это называется шокотерапия. Инстинкты древней нас. И гораздо умней. Женщина всегда тянется к мужчине за защитой. Это сексуальный позыв.

— Но…

Кудимов снова рассмеялся.

— Костюм твоего покойного мужа. Внутри картонная коробка. В носки я запихнул газеты. Ты вспомнила Никиту?

— Как жестоко и…

Снова этот смех.

— Хочешь сказать, у меня нет ничего святого? Вероятно, это так и есть. После стольких лет притворства душа напоминает разграбленный и оскверненный храм. Но, мне кажется, у нас с тобой много общего, моя маленькая Манон.

— Снова вы…

— Пора перейти на «ты». Мы же все-таки не французы. Лучше скажи: понравилось со мной?

— Я… но я…

— Не надо лицедейства. Поверь мне, это унылое занятие.

— Понравилось. Но ты…

— Ты хочешь сказать, что на подобные подвиги я наверняка способен нечасто, верно?

— Сколько тебе лет?

Кудимов ответил не сразу.

— Пятьдесят… с хвостиком. С большим хвостиком. Зато я прилеплюсь к твоему боку и не буду бегать в поисках иных удовольствий. К тому же я умею разнообразить любовную игру. Ты очень похудела за последнее время, — вдруг сказал он тоном заботливого родителя. — Эта работа не для тебя.

— Знаю. Вот-вот переведут на международные линии.

— Бесперспективное занятие, детка.

— В каком смысле?

— В том самом, ради которого ты пошла в стюардессы. В тех кругах, где тебе предстоит вращаться, состоятельные женихи не водятся. В аэропорту Нью-Йорка или Рима легче подцепить какую-нибудь болезнь, чем мужа. Ты еще так наивна, моя Манон.

Он нежно проник в мою вагину пальцами. Он знал мои самые отзывчивые места.

Я вспотела от удовольствия.

…Он разбудил меня поцелуем в лоб и обе щеки и сунул в руки чашку с душистым кофе, потом закурил две сигареты и одну из них вставил мне в рот.

Через полтора месяца мы укатили в Глазго. У Кудимова был в Шотландии друг.

Старик быстро выдохся. Я хочу сказать, морально прежде всего. Захандрил, затосковал по своей московской жизни. Ну да, понимаю, там он был, образно выражаясь, князем, здесь стал одним из толпы, то есть черни. Долларов у него оказалось не так уж и много, хотя, не исключено, он попросту жадничал.

— Я не могу здесь работать, — начиналось каждое утро. — Я не знаю языка… Я здесь чужой…

И так далее.

Не могу сказать, чтобы мне очень нравилось в этом тихом местечке неподалеку от Абердина. Да и Кудимов раздражал. Но, сравнивая свое московское прозябание со здешней жизнью, я невольно отдавала предпочтение последней. А еще мне был необходим отдых. Похоже, я устала от самой себя.

Разумеется, это была не Ницца, а Кудимов своей «щедростью» даже в подметки Чезаре не годился. Увы, я зависела от него материально. Ненавижу зависимость. Тем более от мужчины, который тебя трахает.

Однажды я разоткровенничалась с Патриком, нашим хозяином. Мы болтали за чаем, то есть, по-тамошнему, файв о’клоком в присутствии безмолвного, как статуя, Кудимова, который по-английски не понимал ни слова.

— Мне не хочется уезжать, — призналась я Патрику. — Мечтаю усовершенствовать свой английский. Да и вообще я в здешние края влюбилась.

— О, я еще не показал вам Глазго. — Патрик был польщен. — Я непременно должен показать вам Глазго.

— Предпочитаю красоты дикой природы. Достопримечательности, воздвигнутые рукой человека, мало волнуют меня.

Патрику понравился мой ответ. Я знала, этот странный человек мог сидеть часами на берегу и смотреть в морские дали.

— Если хотите, я помогу продлить визу. — Патрик бросил взгляд на Кудимова. — Разумеется, если Макс не станет возражать.

— Вы говорите обо мне? — обратился ко мне Кудимов.

— Да. Патрик хочет показать нам побережье.

Кудимов скривил физиономию. Я знала, ему не нравилась здешняя природа.

— Скажи ему, мы скоро уедем.

— Но ведь у нас билеты на двадцатое.