Горький мед - Мария Лебедева (1996)

Ольга знала, что детские воспоминания всегда связывались у нее либо с Александровкой, либо с московской квартирой дяди Паши. Она почти не помнила ту комнату в коммуналке, где жила с родителями. Все, что осталось в памяти, — это огромный сундук в коридоре, высоченные потолки и масса чужих людей, соседей, снующих из ванны в кухню с полотенцами и сковородками. И Ольга понимала, что это не случайно: видимо, и в самом деле большую часть из своих первых десяти лет жизни она провела у Беркальцевых.

Сначала она принимала их любовь к себе как должное, но потом, став постарше и осознав родственные отношения между людьми, не раз задавалась вопросом: ну тетя Тамара понятно, она родная сестра мамы, а вот дядя Паша, он же вроде чужой для Ольги человек, почему же он любит ее, как иногда казалось, больше всех, да и сама она так сильно привязана к нему? Позже, повзрослев, Ольга объяснила это родством душ, которое бывает порой сильнее кровных уз, и вопрос отпал сам собой.

С появлением собственного ребенка тетя Тамара почти полностью переключилась на Ирину, и Ольга почувствовала, как это маленькое, громко кричащее существо начало вытеснять ее из сердца любимой тети. Дядя Паша тоже радовался младенцу, но с его стороны Ольга не видела никакой перемены в отношении к себе.

Как-то раз, когда Ирине исполнился год, дядя Паша подарил ей заводной паровозик. Ольга понимала, что сегодня не ее день рождения, но тем не менее с завистью смотрела на сестру, которая от радости пускала слюни и хлопала в ладоши, когда паровозик бежал по кроватке. Заметив Ольгин угрюмый вид, дядя Паша вдруг спохватился, пошел в прихожую и вернулся оттуда с коробкой.

— Вот, Олюшка, забыл совсем, — виновато сказал он, протягивая ей нарядную зеленую коробку. — Ты у нас большая уже, тебе и игрушки нужны посерьезнее…

Открыв коробку, Ольга увидела куклу, о которой мечтала: в розовом кисейном платьице, с закрывающимися глазами и в настоящих маленьких туфельках. С чувством превосходства посмотрела она на сестру и, счастливая, ушла в другую комнату, бережно неся на вытянутых руках это воздушное создание.

И позже, когда девочки подросли, дядя Паша в день рождения одной из них обязательно делал подарки обеим: так, если он дарил Ирине трехколесный велосипед, Ольга знала, что для нее наверняка уже приготовлен подростковый «Школьник», а когда Ольга получала фотоаппарат, на запястье у Ирины появлялись красивые наручные часы «Заря».

И все десять лет, что прожила она у Беркальцевых, когда родители уехали, Ольга чувствовала себя не только полноправным, но и любимым членом этой семьи. Со своими девичьими секретами она обращалась к тете Тамаре как к матери, все прочие вопросы справедливо, по-отцовски мудро разрешал дядя Паша, а о том, родная ей сестра Ирина или только двоюродная, Ольга никогда и не задумывалась — сестра, и все.

Те роковые тайны их семейного клана, которые взрослые зорко хранили от них с Ириной всю жизнь и которые сегодня вечером тетя Тамара сочла нужным открыть племяннице, до глубины души потрясли Ольгу своей неожиданностью и, как ей сначала показалось, нарушили привычный, устойчивый уклад жизни, подорвали основу основ в ее восприятии прошлого.

Но сейчас, немного успокоившись, перебрав в памяти, как четки, почти три десятилетия своей жизни, она поняла, что на самом-то деле во всей этой истории ее больше всего потрясла сила духа и любви тети Тамары, сумевшей в такой, казалось бы, гибельной ситуации не только сберечь свое счастье, но и одарить теплом и ласковой заботой близких людей.

Что же касается Ирины, то здесь все было проще. В сущности, какая Ольге разница, родила ее тетя Тамара или какая-то девчонка, сбежавшая из роддома и оставившая ребенка на произвол судьбы? Главное — они выросли вместе и Ирина была и всегда останется ее сестрой. «Хотя, конечно, странно все это…» — улыбнулась Ольга, вспомнив, что все называли Ирину «маминой дочкой», имея в виду ее действительно потрясающее внешнее сходство с тетей Тамарой.