Самый желанный - Селеста Брэдли (2017)

– Ш-ш-ш… – протянула она. Поразительно, как уверенно она действовала, откуда знала, что именно надо делать. Софи никогда раньше не целовалась, но знала, как надо наклонить голову, чтобы их губы встретились. Она привстала на цыпочки, скользнула телом по его твердой груди и торсу и даже не пыталась скрыть удовольствие от новых ощущений.

Грэм с трудом проглотил комок в горле. Софи чувствовала, как наполняется силой, древней женской силой, которая старше самого времени. Где-то в глубинах ее существа проснулась вечная женщина-соблазнительница, и Софи дала ей волю, позволила пустить в ход все очарование и продлить до бесконечности этот драгоценный момент.

Стиснув зубы, Грэм ждал. Его веки отяжелели от вожделения. Он чувствовал мощное возбуждение. Софи слегка улыбнулась и шевельнула бедрами, плотнее прижимая живот к его отвердевшей плоти. Грэм содрогнулся, голосовые связки у него в горле завибрировали, но он продолжал молчать и не двигался с места – его удерживали пальчики Софи у него в волосах. Конечно, Грэм мог бы высвободиться, но ведь он наконец оказался там, куда устремлялись его мечты. Давно ли? Уже неделю? Или много месяцев?

Сейчас он не смел вдохнуть полной грудью, хотя почти задыхался. Софи была так невинно, но так гибельно чувственна – нет, это не она, не его осторожная, сдержанная Софи! Перед Грэмом была женщина, которая сражалась за него, которая решилась стать между ним и разъяренной Лилой. А потом уже не было времени на воспоминания, осталось только «здесь и сейчас», потому что Софи наконец его поцеловала.

Губы у нее были мягкими, соски – твердыми, а пальчики больно вцепились ему в волосы, но Грэм не променял бы эту боль на тысячу ночей удовольствия без любви. Софи единственная, и всегда была единственной. Каким-то уголком сознания, куда он старался никогда не заглядывать, он всегда это знал, знал с первой встречи, когда не позволил ей врезаться в стену. И вот теперь Грэм наслаждался ее поцелуем, девичьим поцелуем с плотно сжатыми губами, и терпел, сколько было сил, потому что в этом поцелуе он ощущал невинность, которой больше никогда не будет. Софи никогда больше не будет так целоваться.

Наконец Грэм решился нарушить эту сладостную невинность и кончиком языка слегка раздвинул ее губы, медленно, осторожно, но Софи все равно напряглась от удивления. Но не испугалась. Нет, его Софи не робкого десятка. Она тотчас вернулась на поле битвы, ее собственный язычок скользнул между его губ, и во рту у Грэма наступил рай. Боже, какое сильное, сладкое ощущение!

Грэм чувствовал, что никак не может оказаться к Софи достаточно близко. Два мощных шага, и вот она уже на кушетке, под ним, и прильнула к нему всем своим жадным телом.

Грэм потянул вниз корсет, и на свободу вырвались белые мягкие груди. Этот дар заполнил его ладони, а язык Грэма снова и снова раздвигал губы Софи. Этим языком он еще многое сделает, доставит ей истинное наслаждение, и начнет очень скоро, вот только насытит свои руки нежностью ее маленькой, безупречной груди.

О, что он только не сделает со своей чудесной Софи!

За дверями алькова публика разразилась аплодисментами. Грэм очнулся и прервал поцелуй.

– О боже… – Только не Софи! Он чудовище. Он опять оказался мерзавцем. – Черт подери все на свете!

Он попятился и отвернулся – на самом деле оторвал себя от нее, и это стоило ему всех его сил. Обеими руками Грэм потер лицо, пытаясь вернуть себе здравый смысл и прогнать болезненную, разрывающую тело страсть… желание. Он еще никогда такого не испытывал. Это желание едва не заставило Грэма развернуться и снова упасть на нее, чтобы еще хоть на мгновение окунуться в это чистое и сладкое пламя.

Но Грэм заставил себя отступить, отступить, насколько позволяли размеры крохотной комнаты. Прижавшись лбом к противоположной стене, он крепко сжал веки и стал ждать, пока уймется сердцебиение и вернутся здравые мысли. И они вернулись. Почти вернулись.