Опасная любовь - Николай Новиков (1995)

— Ну… я думала: а вдруг? И, представь себе, угадала. Но давай больше не будем об этом, Арик? Что нам, заняться больше нечем? Смотри, сколько всего осталось, какая вкуснятина! И ликер, и водка. И мы с тобой вдвоем… Арик, вот теперь мы устроим настоящий праздник! Положим на блюдо всего понемногу, возьмем бутылки и пойдем в комнату. Зажжем свечи, устроимся на паласе и начнем праздновать. Скажи, Арик, ты хочешь этого? Ну давай, скорее признавайся! — Она снова поцеловала его.

Аристарх думал, говорить ей о черном «мерседесе» или нет. И решил промолчать. Ирка ведь может проговориться, и тогда они поймут, что он о чем-то начинает догадываться. К тому же «мерседесов» теперь в Москве — как собак нерезаных, любимое выражение Эйнштейна. Не исключено, что тот автомобиль не имеет никакого отношения к толстому Степану Петровичу.

— Послушай, Ирка, — сказал Аристарх, — мне совсем не нравится этот визит. Понимаешь, я чувствую, добром это не кончится. Я ни в чем тебя не упрекаю, ничего не запрещаю, я просто прошу тебя: дай ему понять, что ты не нуждаешься ни в его внимании, ни в его визитах. Держись от него подальше. Сможешь?

— Запросто! — лихо махнула рукой Ирина.

— Ирка, я вполне серьезно. Ну его к черту с его деньгами, из-за них мы можем потерять друг друга. Я не хочу потерять тебя, Ирка, я люблю тебя. Ты понимаешь?

— Ну конечно, Арик! Ну его к черту! И деньги его — тоже к черту! Что ж тут сложного? Только вот эти всякие деликатесы — не надо к черту, они нам еще пригодятся.

— Ты у меня дура несусветная, — улыбнулся Аристарх, обнимая жену. Она прильнула к нему всем телом, дрожа от внезапно нахлынувшей страсти. — И за что я тебя только люблю?

— А я тебя за то, что ты у меня — Мишка Крутой, — хрипло засмеялась Ирина.

Они медленно опустились на пол, забыв на время о горячей воде, льющейся на гору невымытой посуды.

16

Андрей сидел на диване, положив рядом толстую папку с рукописью очередного коммерческого романа. Сил не было еще и дома читать эту ерунду. Фразы вроде «прикидывал, куда он ее закидывал» и «сначала начинали есть закуску» встречались почти на каждой странице. А когда в романе наступала зима, персонажи почему-то «опускали уши». Женщины, едва появляясь на странице, первым делом раздевались, соблазняя в меру тупого, но решительно и непременно с огромными бицепсами героя.

Наташа склонилась над выдвинутым ящиком гардероба, что-то искала там. Андрей задержал взгляд на упругой попке, обтянутой синим халатом, и тоже стал думать о женщинах. Как и всякий писатель, он много раз пытался понять страшную силу, сокрытую в этом символе, — созидательную и разрушительную, притягательную, завораживающую мужчину и раздражающую его.

Вот он, мужчина средних лет, много повидавший на своем веку, сидит и глаз не может оторвать от женской попки. И уже чувствует легкое волнение. Почему? Он ведь прекрасно знает, что если снять с Наташи синий халат, под ним будут голубые трусики, а под ними — то, что в книгах называют «бугорком Венеры», «райскими кущами», «пугливым зверьком, прячущимся в складках кожи»… То, что есть у каждой женщины, что он видел-перевидел, но всегда, как в первый раз, дрожит от нетерпения, пробираясь туда рукой или глазами. И когда видит красивую женщину в метро или на улице, невольно задерживает на ней взгляд, частенько, чего греха таить, пытаясь представить ее без одежды. А что нового он может увидеть там? То, что в общем-то даже и некрасиво, но разве думаешь об этом, когда смотришь?

Человек стремится к чему-то, достигает и — привыкает к тому, что еще недавно казалось чудом. К этому нельзя привыкнуть. Невозможно. Ты можешь всю ночь, до полусмерти заниматься сексом, а утром, увидев красивую женщину, придумывать, как бы познакомиться с нею поближе. Инстинкт? Да. Природа так создала… ну разумеется! И еще что-то, игра, которая может быть очень жестокой, которая приводит иногда к гибели, сумасшествию.