Лабиринты судьбы - Марина Преображенская (1996)

Лариса вышла, плюхнула мне в тарелку пару хвостов, немного хлеба и показала на желтенькую водичку с ошметками полугнилых мандаринов:

— Компот?

— Спасибо, нет, — ответила я и пошла к единственному в столовой столику со стульями. Над столиком висела табличка, изображающая мамашу с младенцем на руках. Посетителей больше не предвиделось, я со спокойной совестью примостилась на стуле и начала уплетать рыбу.

Посетители, справившись с тем, что оставалось у них в тарелках, вышли на улицу, и мы остались вдвоем со старикашкой.

Он застыл у одной из стоек и бросал в мою сторону полные сочувствия взгляды.

«Неужели я так жалко выгляжу», — смутилась я, невольно расправляя плечи и всматриваясь в мутное отражение на глади большого витринного стекла. Наконец старикашка не выдержал.

— Ты откуда приехала? — спросил он, подсаживаясь к моему столику.

— С Украины, — ответила я, с любопытством разглядывая его.

— А… — протянул понимающе дед, встал и пошел к двери. Уже у двери он оглянулся и, покачав головой, вымолвил: — За еду-то хоть есть чем заплатить?

Я смутилась еще больше и быстро кивнула, тут же извлекая из кармана мятые деньги.

— Смотри-ка… — Дед пожал плечами и снова крикнул: — Лариса, получи с девочки!

«Странный дед, — хмыкнула я. — А, все они, старики, — странные». Подошла Лариса. Я, быстро запихнув последний кусок в рот, протянула ей деньги. В глазах у меня зарябило, я встряхнула головой и внимательно посмотрела на купюру. Точно — полтинник! Пока Лариса отсчитывала мне сдачу, я торопливо полезла в карман и обомлела: там лежала моя затрепанная пятерка.

«Господи! — ужаснулась я. — Так вся эта троллейбусная борьба происходила не в моем кармане!» Боже мой, кто бы знал, как мне стало стыдно! Невидящими глазами я посмотрела на сдачу, быстро, будто деньги были горячие, положила их в карман и выскочила на улицу.

Снег плавно кружился и большими мягкими хлопьями падал на мокрый и скользкий асфальт. Он таял еще на лету, не покрывая увядшую прелую зелень, которая выглядывала из-под белесых лохмотьев, напоминая о недавнем лете.

Я шла, не думая ни о чем. Мне не хотелось ни о чем думать. Колючий, влажный воздух наполнял грудь вечерним холодом, сквозь безлистые кроны деревьев сочилась на землю серая дымка ноября, темнеющая вдалеке сгущающимися свинцовыми тучами.

Ночью уже было до минус десяти, но днем непременно теплело, и весь выпавший за ночь снег превращался в противную густую кашицу. Сапоги мои быстро промокли, и я стала замерзать. Лирическое настроение испарилось, пришло время подумать, куда бы приткнуться для обогрева, а так как парк казался совсем необитаемым, я решила повернуть стопы в обратную сторону. Пройдя на автопилоте метров двести, я неожиданно увидела небольшой роскошный дом. Яркий свет окон привлек мое внимание. Когда я приблизилась к этому заведению, сердце мое беспокойно задергалось.

Ошибиться было невозможно. Я сразу же узнала обе стоявшие у входа машины. Похожие друг на дружку, как близнецы, они отличались лишь внутренним убранством салона. В одной машине салон был отделан черной кожей и отличался какой-то строгостью и деловитостью. Никаких побрякушек, наклеек и накидок, если не считать массажного покрытия на водительском месте. Другой салон был синего бархата, под зеркальцем висела длинноволосая чешуйчатая русалочка, а сзади, за стеклом, виднелся плюшевый медвежонок. Он держал в лапах коробочку с красным крестом на крышке. «Аптечка» — решила я и, подойдя совсем близко, стала внимательным образом осматривать машины.

Та, у которой был бархатный салон, конечно же, принадлежала Насте. Я запомнила это наверняка, когда рассматривала девушку, склонившуюся над рулем у въезда на Кольцевую. Я помню ее глаза, почти с ненавистью взглянувшие на меня.