Я не боюсь летать - Эрика Джонг (2017)

Мужчина который молчит в нафталиновых парах

оседлавших темноту

Мужчина чье дыхание в дыхании маленьких

белых мотыльков

Мужчина чье дыхание я слышу снимая

телефонную трубку

Мужчина в зеркале чье дыхание остается

на серебре

Старьевщик в шкафу гремящий нафталиновыми

шариками

Мужчина в конце конца очереди

Я встретила его сегодня вечером

Я всегда встречаю его

Он стоит в янтарном воздухе бара

Когда креветки складываются как манящий палец

И несутся по воздуху на зубочистках-шампурах

Когда трескается лед и я готова вот-вот

провалиться вниз

Он раскладывает свое лицо по его впадинам

Он открывает на меня глаза без зрачков

Долгие годы он ждал чтобы утащить меня вниз

А теперь говорит

Что ждал лишь затем чтобы проводить меня домой

Мы вальсируем по улицам как девушка и смерть

Мы проплываем сквозь стену стены моей комнаты

Если он мой сон то он вернется в мое тело

Его дыхание оставляет буквы тумана на стекле

моих щек

Я обволакиваю его как темнота

Я дышу ему в рот

И он становится реальностью

7

Нервный кашель

Тому, что мы помним, не хватает жесткой грани факта.

Чтобы помочь себе, мы творим маленькие вымыслы, в высшей степени изощренные и индивидуальные сценарии, которые проясняют и формируют наш опыт. Запомненное событие становится вымыслом, структурой, способной вместить определенные чувства. Для меня это очевидно. Если бы не эти структуры, искусство было бы слишком личным и художник не смог бы его творить, а уж тем более – публика не смогла бы его воспринимать. Даже кино, самое объективное из всех искусств, создается способом монтажа.

Ежи Косински[150]

Беннет спит. Лицом вверх. Руки по бокам. Мари Уинклман с ним нет. Я залезаю в свою постель, когда небо за окном начинает синеть. Я слишком счастлива, чтобы спать. Но что я скажу Беннету утром? Буду лежать в кровати, думая об Адриане, который только-только высадил меня и теперь наверняка безнадежно потерялся? Я в восторге от него. Чем больше он теряется, тем идеальнее он мне кажется.

Я просыпаюсь в семь и лежу в кровати еще два часа – жду, когда проснется Беннет. Он стонет, пукает и встает. Начинает одеваться в тишине, топает по комнате. Я пою. Я проскальзываю в туалет и обратно.

– Куда ты девался вчера? – беспечно спрашиваю я. – Мы тебя повсюду искали.

– Куда я девался?

– Ну да. Из дискотеки. Раз – и нет. Мы с Адрианом Гудлавом тебя повсюду искали…

– Вы меня повсюду искали? – Голос его звучал с горечью и саркастично. – Ты со своими «Liaisons Dangereuses»[151], – сказал он. Язык его споткнулся на французских звуках. Меня охватила жалость к нему. – Тебе придется придумать какую-нибудь историю получше.

Наилучшая оборона – это нападение, подумала я. Мещанка из Бата[152] советует неверным женам: всегда обвиняй своего мужа первой.

– Нет, ты мне скажи, куда это ты девался с Мари Уинклман.

Он посмотрел на меня мрачным взглядом.

– Мы были там – в соседнем зале – и видели, как вы практически трахались на танцевальной площадке. А потом вы исчезли…

– Вы были там?

– Прямо за перегородкой – сидели за столиком.

– Я не видела никакой перегородки.

– Ты не видела ничего, – сказал он.

– Я решила, что ты ушел. Мы полночи ездили – искали тебя. А потом вернулись. Мы все время терялись.

– Ну, это понятно. – Он откашлялся, как всегда, если нервничал.

Что-то наподобие предсмертного хрипа. Только приглушенного. В нашем браке это я ненавидела больше всего. Его кашель являлся лейтмотивом худших моментов.