Отражение звезды - Марина Преображенская (1997)

— Здравствуйте, — проговорил он нерешительно, все еще внимательно и удивленно изучая девушку, которая стояла перед ним. — Не может быть! — Боже, какое это было удовольствие — наблюдать за его лицом. Как оно расправляется, как увеличиваются зрачки, как округляются глаза, как будто он снова становится ребенком и вся жизнь заново проходит сквозь призму его широко распахнутых глаз. — Леночка, ты ли?

— Я ли? — Несказанно обрадовавшись, она рассмеялась, готовая броситься обнимать Шухаева. Но как это будет выглядеть? Ах, если бы не эти условности, если бы не эти дурацкие правила! Счастье било в ней через край, и Шухаев, словно зараженный им, весело смеялся.

— Леночка! Какая ты… Ах, какая!

Она почувствовала, как кровь приливает к ее щекам, и чуть не расплакалась.

— А ты… — еле слышно проговорила Леночка, вспоминая Мишку прежнего — неуклюжего, ворчливого и все же пылко в нее влюбленного. — Длинный какой, Боже мой… А помнишь?..

— Помню. — Он потянул ее за руку и крикнул в квартиру: — Машка! Иди скорее, Маш! — Леночка бросила взгляд на его руку. Женат значит. Интересно, интересно…

— Запрядина? — выдохнула она и тут же села на вовремя подставленный под ее зад стульчик. Машка, одноклассница, сидела на третьей парте от учительского стола и кидала в дальний угол записки для Столярова. Вот как оно все повернулось. — Ребята… — Леночка часто-часто заморгала. — Как это было все… давно… Давно? — Она блеснула глазами и тут же сама ответила: — Недавно! Как будто вчера! Я только сейчас поняла, как быстро проходит жизнь. Правда, как будто вчера. И вы совсем не изменились, хоть и выросли, повзрослели. Мишка, — она точно заново пробовала на вкус их имена и удивлялась, как они созвучны. — Машка…

В следующую минуту Леночка уже сидела за обеденным столом и рассматривала большой альбом в замшевом переплете.

— Генка Столяров! — выкрикивала она, тыкая пальцем в знакомые лица. — Колька Свиридов! А Юля, ах ты, смотри-ка, Юля?

— Юля, — соглашалась Маша и тут же подсовывала фотографию Юлиной дочки.

— Копия, ну просто копия, — твердила Леночка, с удивлением переводя взгляд с одних глаз на другие, с одних губ на другие, с одних бровей на другие. Словно проводила экспертизу методом наложения, и по всему выходило, что Юля и ее дочь — один и тот же человек.

Миша тем временем гремел на кухне сковородками, кастрюлями, ловко и быстро справляясь с поварскими обязанностями.

— Он сам готовит? — Леночка чувствовала неудержимое желание говорить, смеяться, плакать, жестикулировать, слушать ответы и все это делать сразу, чтобы получить как можно больше информации и как можно скорее насытить голод общения с давними-давними друзьями. Всю жизнь она чувствовала себя потерянной и одинокой, всю жизнь ей казалось, что она болтается по свету, как выброшенная в море бутылка, и нет у нее никого, к кому можно было бы притулиться в горестную минуту.

— Сам. Он же шеф-повар в ресторане. Зато я делаю всю мужскую работу по дому. Всю! Представляешь! Гвозди вбиваю, утюги чиню, краны меняю. Но ничего. Мне больше нравится мужская работа. А кухню я просто ненавижу. Меня такая тоска гложет, когда приходится чистить картошку… Леночка, — Машка произнесла ее имя с каким-то придыханием, и Леночкина душа переполнилась благодарностью. Она глубоко перевела дух и снова стала листать страницы, готовясь к самому главному вопросу: не известно ли им что-нибудь о местонахождении тети Наны. Ничего конкретного, кроме того, что она в Прибалтике, новые хозяева не сообщили.

— Наина Федоровна? Да… Пожалуй, года три, как уехала, — раздумчиво произнес Миша, подцепляя вилкой обжаренный кусочек свинины на хрящике.

— А куда? — Леночка с надеждой замерла, подбородок ее напрягся, взгляд остановился на Мишкином лице.