Мне не забыть - Елена Свиридова (1997)

— Не имеет значения. Только не спешите, пожалуйста, на самолет мы все равно опоздали.

Лера, рисуя в своем воображении столь увлекательные картины своего пребывания в больнице, неожиданно услышала из подсознания голос проснувшейся совести: «А что будет, если мать умрет и ты больше не увидишь ее, даже не простишься с ней?» Этот голос оказался вдруг сильнее ее собственного эгоистического желания, она испугалась всерьез и резко изменила решение.

— Наверное, ты поступила правильно, — тихо сказал Красовский, осторожно сжав ее руку, — мужиков у красивой женщины бывает много, а мать одна…

«Он, наверное, дьявол, — подумала Лера с ненавистью и восторгом одновременно, — он все видит насквозь и умеет читать мысли… Лучше было бы никогда с ним больше не встречаться».

Входя в здание аэропорта, они услышали, как диктор объявляет о задержке московского рейса по техническим причинам еще на полчаса. Теперь все складывалось удачно, у них даже оставалось время выпить по чашке кофе. Теперь они почти не разговаривали, видимо, сказывалось нервное напряжение нескольких последних часов.

А в самолете Лера снова и снова думала о Юргене, проигрывала в памяти каждую их встречу, во всех подробностях, и чем больше она думала о нем, тем более страстно желала его. Тут все было ясно, она влюблена по уши, и если им не суждено быть вместе, для нее это крах всей жизни! Что же касается Красовского, то он, совершенно очевидно, был если не самим дьяволом, то уж по меньшей мере демоном, а с этой публикой отношения у Леры были достаточно сложные и не всегда самые лучшие. Уже в Москве, перед тем, как Лера вышла из такси, Красовский протянул ей свою визитную карточку.

— А если я вам не позвоню? — с вызовом сказала Лера.

— Позвонишь. Не сейчас, когда-нибудь позже, но обязательно позвонишь!

Тетя Жанна встретила Леру в вестибюле больницы, где лежала мать. Она держалась холодно, но сдержанно, по ее страдающему выражению лица и фальшивому голосу Лера сразу поняла, что тетка решила заключить временное перемирие с ненавистной племянницей. Возможно, где-то в глубинах своей злобной и черствой души она действительно сочувствовала сестре и по-своему переживала за нее.

— Твоя мать пыталась покончить с собой, — произнесла тетка трагическим шопотом.

— Зачем она это сделала? — в упор глядя на тетку, спросила Лера.

— Это мне неизвестно, — сухо ответила тетка. — Она проглотила большую дозу снотворного, но, видимо, сама страшно испугалась и позвонила мне; к счастью, я приехала вовремя. Квартира была заперта, пришлось взламывать дверь… О Боже, Софи воспользовалась отсутствием дочери, как это все ужасно!

Из слов тетки следовал недвусмысленный вывод, что в несчастьях ее сестры если не прямо, то косвенно виновата Лера. И так было всегда! Конечно, отношения Леры с матерью нельзя было назвать близкими, им всегда было трудно жить вместе, каждая искала определенной свободы и уединения. В то же время Лера знала, что ее мать почти обезумела от страха перед одиночеством, она постоянно говорила всем о преследовавшей ее мании самоубийства. Лера никогда не могла понять до конца, где проходит грань между игрой матери на публику и действительной опасностью потерять ее. Она ни в чем не была виновата перед матерью и умом это хорошо понимала, но при этом испытывала угрызения совести из-за того, что слишком занята своей жизнью и мало уделяет внимания этой вздорной, капризной и, вероятно, больной женщине, любимой и близкой и в то же время такой далекой и совсем чужой…

В больнице сказали, что мать выпишут завтра. Ей было значительно лучше, но врач заявил, что для полного выздоровления необходим абсолютный покой и никаких стрессов! А как избежать их, этих стрессов, если она сама постоянно выискивает повод для раздражения и впадает в отчаяние из-за любого пустяка?