Папины дочки - Тасмина Перри (2010)

Годами Освальд вынужден был устраивать в своем замке рождественские балы и охотничьи приемы, на которые съезжались герцоги, принцы и прочие знаменитости. Но в последнее время эти праздники приносили хозяину больше неудобств и нервотрепки, чем радости. И не только потому, что обходились довольно дорого. Особенно жаден до вина был его друг Филипп Уэтхорн. Освальд знал, что к воскресенью его запасы «Дом Периньон», «Шатонёф-дю-Пап» и старого доброго «Ротшильда» закончатся.

Он взглянул на свое отражение в зеркале, висевшем над камином, и улыбнулся. В шестьдесят пять он выглядел на пятьдесят. Еще очень привлекательный мужчина. И одет с безупречным вкусом. Плечи расправлены, спина прямая — годы не смогли согнуть его; даже волосы хоть и поседели, но оставались густыми, а в голубых глазах до сих пор сохранялся блеск и задор молодости. Когда-то одно упоминание его имени наводило ужас и заставляло трепетать его недругов.

Постепенно в его воспоминаниях всплыла статья в «Телеграф», появившаяся в прошлом месяце. Ему захотелось выпить, и он плеснул себе в стакан немного виски. Особенно неприятен был тот фрагмент, где его описывали как «разбитного барона, который променял семейное счастье на скандальные похождения, застолья и сомнительные удовольствия». Сначала он решил было подать в суд на автора бесцеремонной публикации, но его пыл быстро угас, как только он осознал, что в этом случае нелицеприятные подробности его жизни так или иначе будут муссироваться в суде. Но больше всего его беспокоили образ жизни и поведение его дочерей, о которых то и дело появлялись заметки. У него в ушах до сих пор звучала фраза, оброненная каким-то журналистом: «Королевы светской сцены, сестры Бэлкон, некоронованные принцессы из рода Хантсфордов, наследницы завидного состояния».

Это внимание прессы нервировало Освальда. Сам он уже не мог припомнить, в какой момент ослабил свой бдительный надзор и проворонил дочерей. Его жена аристократка Маргарет, была красавицей моделью, примой шестидесятых, конкурировавшей с Твигги, девушкой из рабочих районов Лондона. Гораздо более состоятельные, чем Джин Шримптон и Дэвид Бейли, и более привлекательные, нежели Джон Пол и Талита Гетти, Освальд и Мэгги Бэлкон были влиятельной парой в высшем обществе Англии. Но, к несчастью, Мэгги умерла слишком рано, почти сразу после рождения Серены, и блеск Бэлконов внезапно померк. Но когда Серена сделала карьеру модели, о семействе барона заговорили вновь, тем более что Серена, как выяснилось, была самой красивой и успешной из четырех сестер.

И все эти неблагодарные девицы только и делали, что проматывали его деньги.

Шум вывел Освальда из задумчивости, и, выглянув в окно, он увидел, как на поляне приземляется черный вертолет Филиппа Уэтхорна. Ну конечно же, его вульгарный друг прибыл вполне соответствующим его натуре способом, как будто нельзя было по-человечески приехать на машине и не портить газон. Проклятый наглый еврей!

— Филипп, Дженифер. Рад вас видеть. — Освальд встретил Уэтхорна и обнял, одарив его жену самой радушной и обворожительной улыбкой. Освальд был знаком с Уэтхорном еще с шестидесятых, когда тот только начинал свою карьеру в Сити биржевым маклером. Они стали довольно близкими друзьями и немало покутили в ночных клубах, приударяя за девушками в мини-юбках, танцевавших свинг. А затем Освальд унаследовал свой титул, а Филипп пропал, чтобы вновь объявиться уже в восьмидесятых в качестве одного из самых агрессивных корпоративных рейдеров.

— Мы взяли с собой Элизабет; ты не забыл, надеюсь, — кивнул Филипп на огненно-рыжую даму в вельветовом костюме, обтягивавшем ее весьма объемный бюст.