Семья - Тони Парсонс (2009)

Она стояла, вставив ключ от машины в дверцу, но почему-то не поворачивала его. На его красивом лице она прочла все те же, пережитые ею недавно эмоции: страх, сомнения, неопределенность, какое-то леденящее чувство беспомощности.

— Что ты имеешь в виду?

— Я не знаю, выживет этот ребенок или нет. Роды могут начаться в любой момент. Например, сегодня ночью. А если она родится так рано, то ей придется бороться за жизнь. В самом буквальном смысле бороться. — У нее по щекам потекли слезы, и она не могла их остановить. Ей оставалось только со злостью вытирать их тыльной стороной ладони. — Ты знаешь, что такое эклампсия?

И тут он снова ее удивил.

— У моей сестры была эклампсия. Это что-то связанное с давлением, не так ли? Мой племянник родился преждевременно, с помощью кесарева сечения. Он долго лежал в инкубаторе. В меховой шапочке, весь закутанный с головы до ног в теплые пеленки. — От этих воспоминаний он даже потряс головой. — Такой бедный малютка.

— А какой у нее был срок? У твоей сестры?

— Не знаю.

— Видишь ли, это очень важно. Количество недель. От этого зависит все. На сроке двадцать восемь недель у ребенка шансы выжить пятьдесят на пятьдесят. Тебе это известно? Разумеется, нет. У меня уже тридцать одна неделя, значит, шансы у моего ребенка выше. У нее уже шансы девяносто к десяти. Но все равно остаются эти десять процентов, в которые она запросто может попасть. Десять процентов, когда она выжить не сможет.

Он опустил голову. Ей даже показалось, что у него на глазах заблестели слезы. Но, возможно, это были всего лишь отблески уличных фонарей.

— До полного срока мне не хватает двух месяцев. Это очень долго. Я вряд ли продержусь еще два месяца.

— Ты обязательно продержишься.

Вот в этом она нуждалась меньше всего. В бездумном, безосновательном ободрении. К мнению профанов Меган испытывала профессиональное отвращение.

— Ты что, врач?! — спросила она. — Нет, ты официант. Это я врач. Так что слушай меня. Эта беременность не продлится до полного срока. Если ребенок родится сегодня ночью, то без инкубатора ему не выжить. Это надо принять как данность. Чем дольше я продержусь, тем лучше будет для нас обоих. И речь здесь не идет о нас с тобой, Кирк.

— Понимаю.

Теперь ей захотелось, чтобы он действительно ее понял. Она решила ему все объяснить. В ее жизни сейчас не было ничего важнее, и ей хотелось, чтобы он тоже это усвоил.

— Даже если я протяну еще несколько недель, все равно у недоношенных детей возникают проблемы. С дыханием. С кормлением. — Она провела рукой по волосам. — Самое главное, что их легкие еще не до конца развились, и они не могут самостоятельно дышать! Как тебе нравится такое, Кирк? Не могут дышать. Так что, как ты сам видишь, у меня сейчас хватает проблем и без тебя, и мне совсем не нужно, чтобы ты болтался вокруг и изображал из себя заботливого папашу.

Он беспомощно всплеснул руками.

— Мне просто хочется тебе помочь. Вот и все. Разве это плохо?

Меган вдруг ощутила страшную усталость. От всего: и от того, что за обедом ей надо было делать храброе лицо, и от прогулки к машине, и от того, что у нее болели мышцы в основании позвоночника, раздвигающиеся в преддверии родов. Кто этот незнакомец? Почему он наконец не оставит ее в покое? То есть не оставит их обеих в покое?

— Послушай, Кирк, почему бы тебе не катиться…

Но тут ребенок в ее чреве сильно брыкнул своей крошечной ножкой.

«Хорошо, хорошо, — подумала Меган. — Не сердись. Я больше не буду».

Кончилось дело тем, что Меган дала Кирку свой телефон. И сообщила, когда назначен новый раунд обследований. Нет, она не хочет, чтобы он являлся в больницу, — ее сестры будут рядом. Но о результатах она ему расскажет. Меган даже позволила ему напоследок запечатлеть у себя на щеке быстрый целомудренный поцелуй.

«Не столь уж и целомудренный, — подумала она, — раз когда-то мы с ним сделали ребенка».