Жара - Кейт Петти (2008)

Папа привез меня сюда и уехал. Как первый прибывший я была чересчур приветливо и тепло встречена в фойе тремя женщинами из персонала и одним мужчиной с козлиной бородкой (я помнила, что у него есть прозвище — Козленок, хотя по-настоящему его зовут мистер Гэльт). Он всегда готов встретить и разместить приезжающих. Меня должным образом поприветствовали и отправили читать объявления на досках: бесконечные списки, в которых значилось, кто в каком оркестре, какие произведения мы будем играть, где будем спать, чем заниматься в свободное время — еда, игры, экскурсии — а-а-а! Что я делаю здесь, в такой чудесный июльский день? Отныне я несвободна и не принадлежу сама себе?

На доске объявлений я обнаружила, что живу в спальне «Нарцисс» на первом этаже, вместе с двумя шестнадцатилетними девчонками, которых я немного знала по прошлым годам, Джессой и Джеммой (Джесса была первой флейтой), и еще одной девчонкой моего возраста по имени Адела. В голове почему-то раздался тревожный звоночек, когда я прочитала ее имя, но я так и не поняла, почему. На доске объявлений также значилось, что я в первом оркестре, играю вторую флейту и пикколо[3]. Не стоит удивляться, я играю довольно хорошо, могу смело это сказать. Четвертая флейта был Дональд Огилви. Слава богу, мы были разделены третьей флейтой, еще одной Ханной. (Нас, Ханн, тут много.) Я просмотрела список в поисках знакомых имен. Там оказалась пара мальчиков, играющих на рожках, на которых я с удовольствием посмотрела бы (издалека), и ударник, в которого все девчонки поголовно были влюблены. Абсолютно точно, он внесет оживление в здешнее общество. Было еще несколько девочек, с которыми я общалась вполне нормально, так что следующие десять дней обещали весьма приятное времяпрепровождение.

Я затащила сумки наверх. Все еще никаких признаков прибытия остальных ребят. До моего слуха долетела лишь радостная болтовня трех женщин, разбавляемая время от времени хриплым басом и смешками Козленка. Около каждой кровати стоял комод с выдвижными ящиками, а в маленькой комнате в конце коридора был платяной шкаф.

Я разложила одежду, поставила зубную щетку в стаканчик на комоде и подошла к окну. Окрестности школы были довольно красивые. На аллеях розы и жимолость, а вон огромный старый-престарый каштан с круговой скамейкой, опоясывающей ствол. За стадионом с выжженной травой я разглядела бассейн и кабинки для переодеваний. Школьные здания и домики для персонала утопали в деревьях и живых изгородях, окружавших территорию школы. Все так и плыло в зное. Я услышала, как по дорожке проехали две машины, но это было за углом, поэтому видеть их я не могла. Тут-то я поняла, что мне нравится мое одиночество, я не хочу, чтобы его кто-то нарушил. Я прилегла с книжкой: если кто-нибудь войдет, я занята делом.

Незнакомка вихрем влетела в комнату и кинула рюкзак на кровать рядом с моей.

— Здорово! — сказала она. — Ты Ханна?

— Ну да.

— Джемма и Джесса старше, да? — спросила она.

Я поняла, что эта девчонка с горящими глазами, черными жесткими кудрявыми волосами, в драных джинсах и обтягивающей футболке с надписью «I Like the Pope, the Pope smokes Dope»[4] — Адела Борели. Полуитальянка, блестящая скрипачка и совершенно безбашенная девица.

— Я выскочу на минутку, курну сигаретку, — сообщила она. — Никуда не уходи. Надеюсь, ты мне тут все покажешь. Никогда не жила в таких лагерях.

— Смотри, не попадись с сигаретой, — важно сказала я.

— Ха! Да что они мне сделают! — засмеялась Адела. — Учитывая то, как они умоляли меня приехать и вести оркестр, они вряд ли выгонят меня за такую ерунду, как сигареты!

Она сунула пачку в карман джинсов и вылетела из комнаты.

Джесса и Джемма появились одновременно. Джесса у нас утонченная, как английская роза; Джемма, я бы сказала, больше похожа на английского бульдога, но они обе очень симпатичные и, что характерно, обе с постоянными парнями.