Мгновения жизни - Марика Коббольд (2007)

— Меня попросили сделать подписи к моим снимкам, — сказала Грейс. — Не знаю, действительно ли мне это нужно. — Обычно она предпочитала, чтобы ее фотографии говорили сами за себя, но иногда они сопровождались текстом. Анжелике хорошо удавались подписи. Грейс могла сделать целую серию снимков, не имея понятия, как их назвать, но Анжелика всегда находила самый удачный заголовок, хотя Грейс чаще просила оставить фото вообще без подписи.

— Но ведь я всего лишь озвучиваю то, к чему ты стремилась, делая этот снимок, — возражала Анжелика, когда у них возникал спор. И Грейс традиционно пускалась в объяснения:

— Это я вижу нечто определенное на фотографии, но это вовсе не означает, что и все остальные должны видеть в ней то же самое. Снимок должен быть похож на саму жизнь, открытый для самого разного толкования, и рассматривать его следует через призму собственного опыта. В противном случае это всего лишь безжизненный кадр. Взгляни вот сюда, — продолжала она, отряхивая пальцы от крошек поджаренного тоста и подвигая Анжелике через стол пробный оттиск выставочного каталога. Она указала на снимок, сделанный в 1930-е годы: женщина в окружении четверых детей стояла на полосатой лужайке перед солидным домом в пригороде. — Может быть, она была совершенно счастлива, — предположила Грейс. — Но я думаю лишь о том, что, слава Богу, я живу в наше время. Будь оно похоже на то время, я по-прежнему оставалась бы с Эбботами и медленно погибала от удушья среди этих бессердечных благодетелей человечества, а жизнь вокруг продолжалась бы без моего участия. У женщин, подобных этой, за окнами дома простирался такой же огромный мир, как и у нас с тобой, но они не могли выйти в него. Подумай об этом, подумай о потерянной, впустую растраченной жизни женщин не одного поколения. Их не было слышно, их не было видно. Одному Богу известно, какие таланты были в них скрыты и какие страсти в них кипели, но им так и не дали шанса проявиться и вырваться на волю. Нам всем это хорошо известно, но, когда я вглядываюсь в некоторые лица на фотографиях, то буквально чувствую, на что была похожа их жизнь. Взгляни на нее, взгляни на равнодушное выражение этого лица, на эти плотно сжатые губы, которые, кажется, едва сдерживают готовый вырваться крик. Я смотрю на ее руку, которую она положила на шею дочери, и чувствую, что она хочет задушить ее. Она думает: «Если мне придется хотя бы еще раз расчесывать эти волосы на строгий прямой пробор и вплетать в них крошечный бантик, как у маленьких принцесс, я сойду с ума. Если мне придется еще раз выслушивать своего мужа, говорящего: «Да, дорогая, спасибо, сегодня у меня был нормальный рабочий день», — я выцарапаю ему глаза. Если мне придется снова услышать по радио рекламу порошка для приготовления шоколадно-молочного напитка «Оувалтин» или прочесть еще одну статью о том, как превратить свой дом в рай для уставших членов семьи, — я вскрою себе вены».

— А я ничего такого не вижу, — заявила Анжелика. — Я думаю о том, какая это замечательная семья. Я завидую этой женщине. Посмотри на нее, она ведь является обожаемым центром счастливого семейства. Ей не нужно выпускать пар или драться на рабочем месте каждый проклятый день. Ей не нужно толкаться в грязной и вонючей подземке. У нее есть муж, и она знает, что он останется с ней, в противном случае не видать ему повышения по службе, не говоря уже о членстве в «Ротари-клаб». Рядом с ней полно других женщин, которые ведут точно такой же образ жизни, поэтому она не чувствует себя одинокой, У нее наверняка есть служанка и, быть может, даже кухарка или повар. После обеда, если она не приглашена к кому-нибудь на чай, она может прогуляться по магазинам. И уж, конечно, не за тем, чтобы набить тяжелые сумки продуктами, а чтобы присмотреть себе новые перчатки или шляпку.