Мгновения жизни - Марика Коббольд (2007)

Любовь пробуждает в женщине материнские чувства, а в мужчине — мальчишеские, решила Грейс, вытаскивая тюбик солнцезащитного крема и втирая его в обожженный лоб Джефферсона и в облупившуюся переносицу. А тот, пританцовывая на одном месте, был занят тем, что палочкой, отнятой у Плутона, выводил на песке их инициалы и, как только Грейс нанесла последнюю каплю крема ему на щеки, вновь принялся за дело, нарисовав на песке букву «X», означавшую поцелуй.

Обратно они двинулись кружным путем через весь городок, и им пришлось поздороваться, по крайней мере, с семерыми жителями. Они остановились у большого книжного магазина: проходы между его полками, казалось, уходили в бесконечность, нарушая физические законы природы, а внутри он выглядел еще больше. Плутон чувствовал себя здесь как дома и, отпущенный с поводка, попросту улегся у кулинарного отдела, сразу же обозначив свои приоритеты. Джефферсон и Грейс тоже следовали заведенному порядку: он брал в руки одну книгу за другой, рассматривая обложки, фотографии авторов, читая аннотации на последних страницах. Грейс же останавливалась на какой-то одной книге и читала ее, пока Джефферсон не заканчивал свои изыскания. Таким образом она успела достаточно хорошо изучить первые двадцать страниц почти всех классиков американской литературы. Четыре книги понравились ей настолько, что она приобрела их и дома дочитала до конца. У кассы они поболтали с Мэри, хозяйкой магазина, которая работала в нем каждый день, включая субботы. Глядя на них, она улыбнулась:

— Знаете, — сказала она, — когда я смотрю на вас, у меня улучшается настроение. Вы так бережно относитесь друг к другу, ваша любовь чувствуется во всем, что вы говорите и делаете. Я знаю, о чем говорю: у меня хватает парочек, которые, приходя сюда, ссорятся и обмениваются гневными взглядами и колкостями. Глядя же на вас, я чувствую, как во мне рождается надежда.

Может быть, подумала Грейс, у них и не было на это права, но они вышли из магазина весьма довольные друг другом, подобно супружеской паре, сумевшей выдержать в житейском море и бурю, и штиль, и после всех испытаний остаться вместе. Именно так они себя чувствовали и именно так выглядели для всего остального мира. В конце концов, решила Грейс, что такое жизнь, если не череда восприятий и допущений?

Обычно Джефферсон дремал не дольше десяти минут, но в тот день после обеда он крепко заснул, заснул по-настоящему, и у Грейс не хватало духу разбудить его. После полудня они слушали музыку, и под нее же заснули. Сегодня настала очередь «Травиаты» Верди. Оба отдавали ему предпочтение.

— Кого я только не слушал, — заявил ей однажды Джефферсон с важным видом, который он напускал на себя, когда хотел произвести на нее впечатление. — Баха, Бетховена, Шопена, Дебюсси, Ричарда Штрауса, Стравинского, но я все время возвращаюсь к Верди; к Верди и Моцарту… — Грейс бросила на него многозначительный взгляд. — О, ну хорошо, и еще Долли.

В «Травиате» Виолетта, умирая, умоляла отца своего возлюбленного вспоминать ее с теплотой, когда ее не станет. Слушая музыку, Грейс смотрела на спящего Джефферсона и думала о том, что более счастливых мгновений в ее жизни еще не было. Она взяла в руки фотоаппарат, посмотрела в объектив, потом подошла к окну и приоткрыла занавеску. Она глядела на него в объектив. Он лежал на спине — одна нога согнута в колене, руки закинуты за голову. Во сне лицо его разгладилось, но, хотя в комнате было прохладно, волосы Джефферсона были мокрыми. В последнее время он часто просыпался в поту. Он говорил, что ему снятся сны. Судя по тому, что он выглядел усталым даже после долгого ночного сна, она заключила, что, должно быть, его сны очень утомительны.

— Ты бежал? — спросила она у него вчера утром, крепко обняв и прижав к себе. Он кивнул. — Тебе было страшно?

— Не совсем. Я просто знал, что должен бежать дальше во что бы то ни стало.

— Как ты думаешь, что случилось бы, если бы ты не побежал?