Мгновения жизни - Марика Коббольд (2007)

— Луиза, только послушай себя. У тебя истерика, ты говоришь и ведешь себя нелогично и неразумно. Нет, в самом деле, я больше не могу этого выносить. — Он поднимается со стула. У дверей он останавливается, бросает на меня полный упрека взгляд и выходит из комнаты.

— Твоей мамочке нужен отдых, — говорит Джейн моему сыну, который плачет у нее на руках. Голос ее звучит звонко и радостно. — Она очень устала от непослушных маленьких мальчиков и девочек, и ей нужно немножко побыть одной. А ты, молодой человек, не должен быть эгоистом и заставлять ее оставаться здесь.

Я сижу в машине. Мне хочется крикнуть ей, чтобы она не смела говорить подобные вещи моему мальчику, но я молча сижу, не говоря ни слова, и не шевелюсь, когда автомобиль отъезжает. Я вижу, как мой маленький сын машет мне рукой, и слезы текут по его щекам. Лиллиан вполне счастлива со своей новой куклой, и ей не нужны утешения или объяснения. Почему именно сейчас? Я уверена, что она задает себе этот вопрос. Почему это я должна понимать их именно сейчас?

Запах камфары предупреждает меня о том, что подошло время очередного сеанса, и я стискиваю зубы, готовясь к тому, что сейчас произойдет. Нет никакого смысла умолять их остановиться и оставить меня в покое. Они утверждают, что лечение идет мне на пользу. А место здесь совсем неплохое. Замки есть, но ими почти не пользуются. Разрешается даже свободно гулять по территории, хотя если нас застанут за пределами клиники, то запрут в палате.

Чувство паники и ужаса, которое вызывает камфара, перед тем как на меня снисходит благословенное спокойствие, вынести очень трудно, особенно когда знаешь, что за этим последует. А я знаю. Я здесь уже три месяца. И за все это время мне ни разу не позволили увидеться с детьми. Я говорю Артуру и сэру Чарльзу — я говорю всем, врачам и сестрам, — что если только мне позволят повидаться с детьми, возможно, мне и не понадобится дальнейшее лечение, но, разумеется, меня никто не слушает. Когда ты здорова, тебя никто не замечает, а когда ты больна, тебя никто не слушает.

Дверь в мою комнату открывается, и входит сэр Чарльз в сопровождении двух сиделок.

— Полно, полно, миссис Блэкстафф, отпустите кровать и позвольте нам начать. Вы знаете, что мы делаем свое дело.

— Это для вашего же блага, — уверяет меня молодая медсестра, но выглядит она несчастной. В большинстве своем персонал хорошо относится к пациентам.

Я погружаюсь в полудрему, и в этом полусонном состоянии думаю о них, о Джорджи и Лиллиан, о том, что они выглядят как на картинке, удобно расположившись с чашкой чая в обществе Джейн Дейл у камина. Занавески еще не задернуты, всего только четыре часа пополудни, но уже темнеет. Раньше я боялась темных вечеров, но в последнее время они стали моими друзьями. Врачи удивляются моей силе и выносливости. Но как же иначе, когда за одну ночь нужно пройти двадцать миль.

Я еду домой. А вот и они — ждут меня у дверей, — мой муж и мои дети: моя семья. Я плачу, выходя из машины, мне помогает шофер. На ступеньках позади них появляется Джейн Дейл. Она выглядит очень молодо, хотя мы с ней почти ровесники. Зеленое платье облегает ее маленькую фигурку. Среди встречающих нет Лидии, как нет и нянюшки. Моя теща покинула этот мир, пока меня не было. Артур приехал навестить меня в клинике, чтобы лично сообщить эту новость. Он не часто приезжал ко мне; это не пошло бы мне на пользу, заявил он. Но он все-таки приехал, чтобы рассказать о том, что Лидия умерла, а нянюшка ушла от нас. Когда я заплакала, он решил, что скорблю о его матери, и мягким голосом, которого я очень давно от него не слышала, заявил, что мне не следует так расстраиваться, Лидия «прожила счастливую жизнь». Но на самом деле я плачу о нянюшке. Она была моей союзницей.

Мой муж целует меня в щеку, осторожно, словно боясь обжечься.

— Добро пожаловать домой, дорогая.