Зита и Гита - Владимир Яцкевич, Владимир Андреев (1994)

— Зита, вы должны посидеть здесь и подождать их.

— Зита? Нет, я — Гита! — твердо сказала девушка, стукнув кулачком по краю стола. — Мне надоели ваши шутки, господин, как вас… ах, да, сержант.

Сержант старался держать себя в руках, хотя некоторое беспокойство постепенно овладевало им.

«Вот, чертовка, — подумал он про себя, — попробуй, справься с ней, того и гляди улизнет».

Он встал и запер дверь на ключ.

— Все, Зита, сидите спокойно. Сейчас за вами приедут ваши родственники. Я обещал охранять вас до их прихода.

— Я не Зита, я — Гита, — вспыхнув, настойчиво повторила Гита.

— Я понимаю, что вам не хочется возвращаться домой к тетушке, и поэтому вы не признаетесь, что вы именно Зита. Вот фотография, молодая госпожа, полюбуйтесь своим точным изображением.

Гита подошла к столу и увидела на фотографии девушку, красивую и благородную, в тонком сари, поразительно похожую на нее.

— Мало ли кто может на меня походить? Я — Гита, и все тут. Отпустите меня, сержант! — потребовала она, приблизившись к блюстителю порядка почти вплотную.

— Успокойтесь, молодая госпожа, за вами вот-вот должны заехать ваши родственники, тетя и дядя… — тянул, не зная, что сказать, сержант.

Эта девушка из благородной семьи, поэтому он должен проявить обходительность, что было для него непривычно и трудно. «Иное дело — преступники, с ними — разговор короткий! А тут надо быть начеку», — думал он.

Сержант сел за стол и углубился в изучение журнала дежурств.

— Я пошла, господин сержант, — сказала Гита и, повернув ключ, торчавший в замочной скважине, открыла дверь.

Полицейский метнулся к Гите и схватил ее за руку.

— Вам надо подождать! — воскликнул он и сжал ее руку своей мощной лапищей, похожей на банановую гроздь.

Подошли еще двое полицейских, которые с удивлением смотрели на молодую красавицу в ярком желто-зеленом платье.

Она была обворожительна. Лицо пылало гневом. Большие черные миндалевидные глаза с длинными ресницами беспокойно метались по белому, слегка загорелому лицу, как пойманные птицы.

В ее черных волосах цвела бархатная роза и пробор, окрашенный красной краской, придавал ей особенное очарование. Монисто и браслеты, позванивая, переливались в лучах солнца, падающих из решетчатых окон помещения.

— Пустите меня! Я не Зита, а Гита! — в который раз повторяла юная красавица. — Вы не имеете права меня задерживать, — и она вырвала левую руку из цепкого пожатия сержанта, а правой ударила полицейского под дых.

Вырвавшись, Гита бросилась к дверям, но сержант и его подоспевший помощник схватили Гиту под руки.

Опытная танцовщица и канатоходка, владеющая приемами борьбы, молодая и быстрая, как молния, Гита столкнула лбами двух полицейских, повисших у нее на руках.

Два стража закона, сержант и его помощник, слава и гордость округа, от неожиданности рухнули на пол, загородив собой входную дверь. Третий полицейский, пытавшийся схватить Гиту, получил удар носком ноги в живот, согнувшись пополам, застонал и тоже опустился на пол.

Гита вскочила на стол и прыгнув легко, как обезьяна, схватилась за ось трехлопастного вентилятора, свисавшего с потолка, как трехрожковая люстра. Раскачавшись, она прогнулась гибким телом и, резко оттолкнувшись, оседлала лопасти вентилятора.

Зрелище, конечно, было экзотическим, достойным кисти художника или кинокамеры режиссера.

Чего в этой ситуации содержалось больше: драматического или комического, сказать трудно.

Полицейские поднялись с пола и, смущенно отряхиваясь, поправляли ремни. Тот факт, что эта девчонка так легко расправилась с ними, поверг их в изумление.

Сержант опустился на стул. Он был потрясен.

— Вот чертовка, — проговорил он.

Дверь открылась, и в ее проеме появилась Каушалья, сияя своим ярким сари. За ней, сгорбившись, следовал Бадринатх.

— Господин инспектор, где моя дочь? — официальным тоном спросила Каушалья.