Ревность - Селия Фремлин (2008)

— Ага! Вот еще одна чушь собачья! — перебил Розамунду заразительно негодующий собеседник. — Все поголовно считают своим долгом быть дьявольски тактичными во всем, что касается брака, будто это смертельная болезнь какая-то, или уродство, или я не знаю что еще. Глазеют, тычут пальцем, перешептываются, но поговорить с тобой об этом — боже упаси! Никому и в голову не придет поинтересоваться: мол, как твоя семейная жизнь, нравится ли? Если б речь шла о новой работе, или о путешествии за границу, или о каком-нибудь интересном событии, уж будьте уверены, все бы выспросили. А тут совсем другое дело — друзья от вас отдаляются. Вы словно оказываетесь на необитаемом острове, совсем одни — только ты и эта молодая женщина. Я не киногерой, мне такое не по душе.

— Ну что ж, вы сами заявили, что не любите, когда соблюдают такт, — заметила Розамунда. — Теперь терпите — скажу, что думаю. По-моему, вы слишком рано сдались. Все, что вы тут описали, довольно скоро проходит. Людям быстро надоедает подглядывать и сплетничать, от вас отвязываются, и вы обретаете сорок-пятьдесят лет мира и покоя. Если это то, что вам нужно.

— И вы в это верите? Людям никогда не надоест подглядывать и сплетничать. Никогда и ни за что. А ваш «мир и покой» означает только то, что вы, в свою очередь, тоже начинаете следить и критиковать и в этом находите утешение. То есть я хотел сказать, не именно вы, а вообще люди, — поспешно и очень по-юношески поправился он.

— Так кто же из нас ведет себя тактично? — улыбнулась Розамунда. — Вы спокойно могли сказать это «именно» про меня, потому что я в точности такая и есть. Я что имею в виду — поначалу окружающим, естественно, интересно: они ведь еще не знают, что это за новенькая пара объявилась по соседству. Но как только они в этом разберутся, тут же перестают любопытничать. То же самое бывает, когда знакомишься с любым новым человеком.

— Ладно, но, во-первых, меня коробит, когда меня ни с того ни с сего принимаются считать всего лишь половиной, вот уж спасибо! Заметьте, после того как я двадцать шесть лет прожил целым и неделимым и меня это больше чем устраивало! А во-вторых, это не дает ответа на мой другой вопрос: почему люди отказываются обсуждать с тобой твою супружескую жизнь? И это не проходит со временем. Вот вы, полагаю, замужем не первый год, но если бы мне вздумалось просто, без обиняков спросить: ну и как, нравится? — вы бы в ужасе пустились наутек. Ведь так?

— Так, — ответила Розамунда и задумалась: а почему, собственно? Из преданности? Трусости? Или просто потому, что это не его ума дело?

Наверное, он прочел на ее лице последнюю мысль, потому что несколько воинственно засмеялся:

— Ага! Видите? А если бы я начал вас расспрашивать, как вам нравится жить в этих местах, — что, между прочим, тоже не моего ума дело — вы бы с дорогой душой меня просветили и у нас завязалась бы дивная беседа: я бы поведал, где сам живу, вы бы поинтересовались, по душе ли мне там… Все было бы чудненько!

— Кстати, а где вы живете? — из вежливости начала было Розамунда, но тут из-за спин и плеч, отгораживающих их угол от остальной комнаты, возникла Линди.

— А, Бэйзил, вот где ты! — возбужденно воскликнула она. — Пошли со мной, будь умницей, тут кое-кто жаждет встречи с тобой!

Линди схватила его за руку и потащила смеющегося и упирающегося Бэйзила в центр толпы, а Розамунда осталась переваривать полученную информацию.