Мой преданный враг - Мария Кургат

Вот только объяснить случившееся не могу. Те эмоции… злость. Ярость. Боль. Могли ли они повлиять на произошедшее? Этого просто не может быть. Во мне никогда не было силы и тем более в роду не рождалось магов. Ведь всем известно, что магом можно только родиться, маги чистокровные.

В тот же вечер я узнала, что дело все-таки во мне. Со мной заговорил огонь! Самый настоящий живой огонь. Оказывается, в нашем камине на втором этаже всегда жила саламандра по имени Огонек. Просто раньше я не могла слышать и видеть её, потому что была обычным ребенком. Как она сама объяснила, иногда сильные негативные эмоции могут зарождать магические способности.

Однако я не спешила с кем-либо делиться своим новым открытием. Ведь не знала, что за этим последует. Я — никто. Единственное, что изменилось после проснувшихся способностей, так это мое поведение. Каждое утро, вставая на рассвете, я послушно шла со всеми на скудный завтрак, а после на молитву. Вела себя очень тихо, стараясь не привлекать лишнего внимания. Это заметили все: и настоятельницы, и послушницы. Взрослые говорили – наконец-то выросла, одногодки удивлялись – почему вдруг изменилась. В общем и целом все были довольны такой резкой переменой. Все кроме мадам Олисьи, которой теперь все сложнее было найти причину для наказаний. Огонек всегда предупреждала меня о ее приближении, отчего настоятельница все чаще была злой и отыгрывалась на других девочках, ведь не могла поймать меня.

А время шло… мне исполнилось двенадцать. Никто не знал о моей маленькой тайне. До поры до времени, пока однажды Ирри случайно не заметила, как сижу у камина и разговариваю с огнем.

— Что ты делаешь? — изумленно спросила подруга, а я, помня указ саламандры, взяла и соврала:

— С богами разговариваю, здесь теплее и уютнее, чем в каплице.

Даже если и пойдет такой слух, настоятельницы только похвалят.

— Ты говорила что-то о магии... — возразила упрямая девчонка.

Вот же! Неужели слышала?

— Тебе показалось.

— Нет, не показалось. Ты врешь! — еще сильнее заупрямилась Ирри. — Я расскажу об этом. С тобой последнее время творится что-то неладное.

И я не сдержалась. Повалила подругу на пол: она была худенькая и вялая, так что мне не составило труда прижать ее к полу.

— Никому не говори! Слышишь? Скажешь, пожалеешь.

Она изумленно распахнула голубые глаза и неожиданно часто заморгала, будто силясь не заплакать. Но заплакала. Я тут же отпустила ее.

Ирри вскочила на ноги и убежала. Мне же стало неловко. Вспышка гнева прошла, а стыд остался.

— Ты поступила правильно! — неожиданно проговорила Огонек в камине. — Более того, она все-таки расскажет.

И действительно спустя время рассказала. Как бы ни уговаривала саламандра, что надо быть настороже, надо избавиться от глупой девчонки, я не воспринимала ее слов всерьез. Никакие нашептывания не действовали. Ирри была единственной отрадой во всем пансионе. Нет, я и с другими послушницами хорошо общалась, порою даже, как и прежде, проделывала разные шалости. Только именно Ирри стала той, кто всегда выслушивала меня, верила и помогала. Она была очень эмоциональной и почему-то только с ней я начинала себя чувствовать действительно всего лишь маленькой слабой девочкой, которая может позволить себе слезы боли и несправедливости. Ирри единственная кто видела эти самые слезы, когда я только-только приехала в пансион.

Поэтому я совсем не ожидала от нее такой подлости. Не могла понять, почему она вдруг рассказала мадам Олисье о моем разговоре с огнем.

— Я же говорила! — недовольно напомнила саламандра. — Люди они такие, думают только о себе

— Тшш! — разозлилась я. — Ты не права, Ирри не такая!

В тот же день меня вызвали к директрисе. Со мной вели долгую беседу, старались выведать суть разговора возле камина, допытывались, не вижу ли я кого-нибудь, кто нашептывает что-то.

На все вопросы у меня был один ответ – молча качала головой.