Почти касаясь - Колин Оукли (2018)

И все же, когда мы с Элли разругались четыре месяца назад, я прекрасно уловил другой, скрытый смысл. Хоть Стефани не сказала ни слова (мне очень хотелось этим перед ней похвастаться, она бы оценила мой прогресс): это была целиком и полностью моя вина.

Мне надо было приложить больше усилий. Мне надо было проводить с ней больше времени. Мне надо было каким-то образом заставить свою четырнадцатилетнюю дочь вытащить наушники и пообщаться, банально поговорить со мной. Не используя какой-то программный код.

Может, именно поэтому я так отчаянно хотел, чтобы Айжа отвечал на каждый из моих вопросов. Я официально был его отцом уже два года (два года? Динеша нет уже так долго?), но я знал, что отношения ребенок – родитель так хрупки, подобно мыльному пузырю, и разрушить их ничего не стоит.

– Эрик?

Взгляд Айжи сфокусировался на коробке с хлопьями.

– Да, дружище? – Меня бесило нетерпение в моем голосе.

– Ты уже нашел кресло-каталку?

Я очень долго смаковал кофе, не желая начинать этот разговор прямо с раннего утра. Не желая начинать его вообще. На прошлой неделе Айжа вбил себе в голову, что он хочет на День всех святых нарядиться Профессором из «Людей Икс». До праздника было еще два месяца, но Айжа любил все планировать заранее. Я, не подумав, согласился, не понимая, что для костюма нужно кресло-каталка. Я говорил Айже, что мне кажется неуместным изображать калеку, это будет обидно настоящим инвалидам. «Но у Профессора она есть», – заявил он тоном, не терпящим возражений. И я оставил все как есть, слишком озадаченный, чтобы спорить.

– Еще нет, – сказал я и, прежде чем он успел задать следующий вопрос, подошел и наклонился так, что наши лица оказались на одном уровне. Мы сосредоточенно посмотрели на коробку хлопьев.

– Как сегодня успехи? – спросил я.

И этот вопрос прямо противоречил указаниям терапевта, которые мне дали после смерти его родителей. «Не потакайте его иллюзиям», – сказала мне его врач противным, гнусавым голосом. Но мне показалось, что это уже чересчур. Или виной тому был препарат, который ему давали, из-за чего он был такой сонный, что спал по семнадцать часов в сутки и почти не ел, вот это было чересчур. Я перестал давать ему таблетки и больше к ним не возвращался. У Айжи было хорошее воображение. И что с того? Что в этом плохого?

Он покачал головой.

– Я не могу вызвать даже искру, не то что пламя.

– Пламя? – Я забеспокоился. – Я думал, ты просто хочешь ее сдвинуть с места взглядом.

– Нет, на этой неделе я работаю над более современными методиками, в частности, над пирокинетическим разрушением. – Он мельком посмотрел на меня. – Это значит взрывать вещи.

Ух. Я почесал щеку, выпрямился и оглядел нашу маленькую кухню. Мой взгляд упал на телефонную книгу, которая была на столике, когда мы въехали. Я тогда еще удивился, не думал, что еще существуют люди, которые используют телефонные книги. А потом стал вспоминать, куда же я записал номер того врача? Возможно, он затерялся вместе с кофейными кружками.

Пока Айжа чистил зубы и собирался в школу, я вернулся к Сквидбою. Теперь он плавал брюшком вверх. Я дал ему шанс передумать, ткнув его карандашом, но ничего не изменилось. Я вздохнул и начал чуть ли не молиться, чтобы Айжа не смотрел на аквариум до ухода. Тогда у меня было бы время сходить в зоомагазин, найти близнеца Сквидбоя и надеяться, что он не заметит подмены.

Мой мобильный завибрировал в кармане. Я оставил карандаш на полке рядом с аквариумом и вытащил телефон.

– Привет, Конни! – поздоровался я с сестрой.