Когда мы встретимся снова - Лесли Пирс (2004)

Она кивнула и принялась описывать свой обычный день. В ее тоне не чувствовалось горечи, когда она объясняла, что мать вообще ничего не могла сделать без посторонней помощи — ни одеться, ни сходить в туалет, ни приехать на своем инвалидном кресле туда, куда ей хотелось. Все это было очень утомительно, поскольку ей приходилось выполнять обязанности не только сиделки, но и домработницы.

— Я считала, что мне повезло, если удавалось лечь в постель в двенадцать ночи, — подвела она итог. — Но мать часто звонила мне по ночам. Я с трудом могла выкроить время на то, чтобы написать Бет, не говоря уже о том, чтобы придумать что-то интересное, о чем можно было бы рассказать в письме.

— А ведь вы были так молоды, — сочувственно произнес Стивен. — Вероятно, иногда вам бывало очень горько, все остальные в вашем возрасте вовсю развлекались, ведь на дворе стояли шестидесятые — вся эта мирная революция, дикие наряды и музыка, — а вам приходилось играть роль матери для своей собственной мамы. И как долго это продолжалось?

— Восемнадцать лет, — со вздохом призналась Сюзанна. — Но я бы не говорила, что мне бывало горько, это слишком сильно сказано. Я любила мать и хотела заботиться о ней. Однако случались моменты, когда я спрашивала себя, справедливо ли это. Однажды я стояла в саду и смотрела на реку, — продолжала она со слабой улыбкой. — Я видела, как течет мимо река, и сравнивала ее со своей жизнью, в которой мне выпала роль зрителя. Мне было очень грустно. Потом как-то я укоротила юбку, чтобы хоть немного походить на других девушек в мини. А отец велел мне удлинить ее снова. Он заявил, что ходить в мини неприлично для человека, который ухаживает за инвалидом. Должно быть, в шестидесятые я была единственной девушкой, носившей юбку до колен.

— И часто он вел себя таким образом?

— Да, полагаю, частенько. — Она вздохнула. — Мне кажется, он перестал видеть во мне дочь и вообще живого человека. Для него я была просто кем-то, кто ухаживает за ним и матерью.

Постепенно Стивену удалось завоевать ее доверие, и Сюзанна стала рассказывать ему, как с течением времени отец стал приходить домой все позже и позже, как он никогда не отпускал ее по субботам, хотя и обещал, и какой оторванной от всего остального мира она себя чувствовала. Стивен пришел в ужас, потому что нисколько не сомневался в том, что она говорит правду. У него даже закралось подозрение, что из любви к матери она старается приуменьшить всю тяжесть выпавшего на ее долю испытания. Это было совсем как в одной из викторианских мелодрам — молодая девушка, отлученная от мира на долгих восемнадцать лет.

— Я никогда бы не хотела, чтобы мать попала в дом престарелых, — объяснила Сюзанна. — Но я обвиняла отца в том, что он не пожелал нанять квалифицированную сиделку. Он сказал, что не может себе этого позволить, но ведь я знала, что это неправда, и мне было так больно осознавать, что он вовсе не такой щедрый человек, каким я его всегда считала. Похоже, его совсем не беспокоило и то, что я оказалась оторванной от мира. Единственной нитью, связывавшей меня с остальным миром, оставался телевизор, но он же превратился и в пытку, потому что показывал то, чего я была лишена. Вы помните группу «Пэнз пипл», которая танцевала на выступлении «Первой десятки»?

— Я их обожал, — просиял Стивен.

— Я тоже, они были такие красивые, такие сексуальные и очаровательно-грациозные. Но одновременно я ненавидела их, потому что они олицетворяли собой все то, что было недоступно мне, у их ног лежал целый мир, тогда как я весь день ходила в шлепанцах.

Стивен хорошо понимал, как это невыносимо грустно и горько, потому что при одном упоминании о «Пэнз пипл» он мысленно перенесся в свои студенческие годы. Он вспомнил, как валялся на полу квартиры, которую снимал вдвоем с приятелем, — бутылка пива в одной руке, сигарета с марихуаной — в другой, — споря с товарищами, какая из девчонок была самой потрясающей.