– Я что, по-вашему, маленький и неспособен о себе позаботиться?

Подойдя к стене, я сел на табурет и запустил руки в карманы.

– Может, я и младше вас на целый год, но сильнее и пережил больше, чем вы двое вместе взятые. Я сам добывал себе еду с пяти лет, и вам вряд ли захочется знать, каким способом, поэтому не лезьте ко мне.

Даже моя поза выражала настороженность. Я знал, что и другие присутствовавшие здесь ребята меня слышали, но мне было плевать. Мой брат и Мэдок даже представления не имели, каков этот гребаный мир на самом деле, хотя вели себя так, словно им это известно. Какая разница, чем я зарабатываю на жизнь, если эти деньги кормят меня?

Эти двое в пять лет шарили в холодильнике, пытаясь решить, что им взять – апельсиновый сок или виноградный. Я же рылся в мусоре, чтобы найти остатки отцовской еды из «Макдоналдса», и пил пиво, потому что вода была отключена.

И хотя мама Джареда – Кэтрин – была первой нормальной матерью в моей жизни, я не собирался садиться ей на шею, даже если сама она ничего не имела против. Она пыталась баловать меня одеждой и гаджетами, но я возвращал ей сторицей. Я должен был платить за все сам.

Мэдок прищурился, вероятно, ошеломленный моей внезапной вспышкой. Он не привык к такому моему поведению, но совесть меня не мучила. Поставить мои решения под сомнение было все равно что оскорбить меня.

– Джекс… – начал Мэдок.

– Не надо, – оборвал его я. – Мне не нужно твое сочувствие и не нужна забота, так что отвали. Я хочу, чтобы ты заткнулся. Подумай лучше о том, какие пляжные шорты наденешь во время следующей поездки в Канкун, о’кей?

Он отвернулся, раздосадованно вздохнув. Его взгляд стал жестким. Поставив кий на место, он направился к выходу, но по пути остановился передо мной и тихо сказал:

– Ты мой брат. И сейчас у тебя еще есть выбор. Вот и все, что я хотел сказать.

Я смотрел ему вслед, понимая, что он прав. У меня были варианты, были возможности, пути. Меня уже не вернут в приют, где я провел столько лет, и я больше не окажусь в том аду, через который прошел с отцом.

Что ж, именно поэтому я и работал на отца Фэллон. Чтобы никогда – никогда – больше не вернуться к той жизни.

Кейси пропала.

В самовольной отлучке. Ей лучше не уходить, потому что сегодня я найду ее, даже если мне придется забраться к ней через балкон.

Мэдок коснулся того, о чем мне сегодня совершенно не хотелось думать, и теперь мне было просто необходимо увидеть надутые губки и прелестные глаза Кейси.

Где она, черт возьми?

В доме Тэйт свет не горел.

Поднявшись по лестнице, я заглянул в бывшую спальню Кэтрин. Увидев там целующуюся парочку, закрыл дверь и решил проверить свою комнату. Не то чтобы я ожидал напороться на Кейси там, но надеяться-то я мог.

Пусто. Народ знал, что в мою комнату вход воспрещен.

И тут я услышал, как за моей спиной открывается дверь, и, повернувшись, увидел, как она выходит из ванной в конце коридора.

Она подняла глаза, заметила меня и застыла на месте.

– Я думал, ты ушла, – произнес я.

У нее был такой вид, будто она задержала дыхание и боится встречаться со мной взглядом. Она подняла одну ногу и пальцами почесала лодыжку другой, и мне пришлось сжать кулаки, чтобы ненароком не поправить член. Меня заводило каждое ее движение. Я был рад, что она не осознавала всей своей власти надо мной.

Откашлявшись, я с ухмылкой спросил:

– Ты уже пьяна?

Она наморщила лоб так, словно я задал поистине идиотский вопрос.

– Нет, только чуть-чуть захмелела.

Подойдя ко мне, она начала заправлять волосы за ухо, но я поймал ее руку.

– Так ты довольна? – Я высвободил ее волосы из-за уха, скользнув по щеке подушечками пальцев.

По моей руке пробежали мурашки. Как мне к ней не прикасаться? Мне хотелось схватить ее. Хотелось прильнуть к ее нежной коже.

– Да, – прошептала она. – Мне лучше.