Возвращение Дестри - Брэнд Макс (1998)

В первую минуту братья сделали вид, что не увидели Гарри. Прямиком направились к бару, шумно заказали виски. Дестри по-прежнему сидел в углу, погруженный в собственные мысли, казалось, грезящий с широко раскрытыми глазами. Старик кабатчик, немало повидавший на своем веку, украдкой то и дело участливо поглядывал на него, как опытный психиатр, который видит симптомы опасного, возможно даже смертельного недуга, но не знает от него спасения. В зале оставалось всего пятеро. Один за другим они отошли от стойки, вполголоса беседуя между собой так, будто разговор шел о чем-то достаточно личном, что невозможно обсуждать при других, в свете двух керосиновых ламп, которые заливали тусклым красноватым светом и сам бар, и небольшое пространство вокруг него.

Еще до появления обоих Огден в салуне повисла напряженная тишина, какая обычно бывает во время встречи боксеров-профессионалов – зрители затаили дыхание, приглушенно звучат голоса в зале, наконец воцаряется мертвая тишина, когда даже едва слышный шепот, словно раскат грома, проносится сразу над несколькими рядами, и незадачливый болельщик испуганно приседает, съеживается, растерянно оглядываясь по сторонам в надежде, что никто не заметил его оплошности.

Точно такая же напряженная тишина повисла и в баре как раз перед приходом обоих братьев. Они были очень похожими. Вообще этот тип людей весьма характерен для Среднего Запада. Друг друга они понимают с полуслова, и в то же время для всех остальных остаются загадкой.

Огдены были высокого роста, но при этом не казались неуклюжими. Плечи у обоих были достаточно широки, а грудь далеко не впалой. Они держались прямо, высоко подняв головы, и все же в их облике было что-то неуловимо мерзкое, от чего становилось муторно на душе. Может, причиной этому было сальное выражение их лиц, сильно скошенные маленькие глазки, всегда немного прищуренные, словно от смеха, хотя внимательный наблюдатель мог бы сразу сказать, что на подобных физиономиях искренний, веселый смех бывает редким гостем. Братья постоянно обменивались ухмылками, точно посмеиваясь над какой-то непристойной шуткой, которую слышали только они одни во всем мире. Казалось, будто это придает им уверенности в себе. Ведь смех – оружие обоюдоострое: когда двое поглядывают друг на друга с усмешками, понятными лишь им, остальные начинают чувствовать себя весьма неуютно.

Как раз в этот момент Огдены в очередной раз ухмыльнулись друг другу и чокнулись высоко поднятыми стаканами. Им не пришло в голову повернуться к бармену и, как водится, поприветствовать его дружеским кивком или, к примеру, послать остальным завсегдатаям добродушную улыбку. Нет, вместо этого они быстро сдвинули стаканы и так же быстро их опорожнили. Затем, поставив не глядя пустые стаканы на полированную стойку бара, опять погрузились в какой-то разговор.

Они пришли убить Гарри Дестри. Этот их замысел был совершенно очевиден как для них самих, так и для остальных посетителей салуна. К несчастью, братьям никак не удавалось придумать, как, собственно, начать то, зачем они явились, как незаметно перейти от болтовни к тому, чего оба страстно желали. Все было бы гораздо проще, если бы могли просто обернуться и выпустить в Дестри парочку пуль так, чтобы ублюдок распростерся мертвым на полу!

Огдены опять обменялись взглядами. В них был и стыд, и смущение, и тайный страх. Сдвинув головы, наконец принялись вполголоса обсуждать, как лучше перейти к делу.

Ах, если бы только Гарри дал им хоть малейший повод накинуться на него, хоть бы пальцем пошевелил! Но он по-прежнему сидел не произнося ни слова, обратив пустой, безжизненный взгляд на соседний стул, ни о чем не спрашивал, ни с кем не заговаривал, даже не пытался ни к кому обратиться. Но вот наконец чуть заметно поднял голову, затем встал, подошел к стойке и попросил:

– Налей-ка мне еще!