Время расставания - Тереза Ревэй (2010)

— Послушай, старина, — продолжил он, — последние месяцы я живу, как в аду. Сначала я думал, что возможны исключения. Когда я был вынужден вывесить табличку «Еврейское предприятие» у двери моей фирмы, я упомянул под ней о моих наградах, чтобы эти мерзавцы не забыли, что во время последней войны я рисковал жизнью ради Франции. Я проливал кровь за эту страну! Мне велели убрать эти никому не нужные уточнения. Теперь у меня больше нет выбора, но я хотел бы, чтобы о моем предприятии заботился друг, заслуживающий доверия, а не неизвестный мне человек, который развалит все дело.

«А есть ли у меня финансовые возможности поглотить предприятие Гольдмана?» — спросил сам себя взволнованный Андре. И администрация еще должна одобрить предложение. Многие коллеги по цеху заинтересованы в приобретении прибыльной фирмы. В любой области человеческой деятельности существуют люди, которые без зазрения совести готовы воспользоваться подвернувшимся случаем, нажиться на чужом несчастье. Уже не одно предприятие стало легкой добычей для таких дельцов, главная заслуга которых в том, что они принадлежат к «арийской расе».

— Конечно, Макс, если я могу оказать тебе эту услугу… Но я сразу хочу внести ясность в наши коммерческие отношения. Смена владельца — временная мера, вызванная исключительными обстоятельствами. Наступит день, и предприятие Гольдмана будет возвращено законному владельцу.

Печальная улыбка осветила лицо Макса.

— Сначала нам потребуется победить этих проклятых фрицев.

— Не в первый раз нам сражаться с ними, старина.

Макс скептически покачал головой.

— Как ты отнесешься к тому, чтобы отослать Юдифь и ваших мальчиков к Валентине? — продолжил Андре. — Ты же знаешь, Монвалон находится в свободной зоне. К тому же там климат полезнее для здоровья детей.

Максанс был ненамного старше обоих мальчиков Макса, и у младшего сына Гольдмана были слабые легкие.

Макс встал с кресла, его лицо было очень напряженным.

— Я даже думать не хочу, что события могут принять столь печальный оборот. Моя мать уехала в Ниццу, к кузине. Но мой тесть — старый больной человек, а Юдифь никогда не согласится бежать из Парижа, оставив родителей на произвол судьбы.

— И все-таки ты должен поговорить с ней, — настаивал Андре. — Мы оба знаем, что многие еврейские семьи уехали из страны еще до объявления войны. В последние годы, приезжая в Лейпциг, я не раз видел последствия нацистского антисемитизма. Я не верю, что несчастного Рудольфа Гана выпустят из Бухенвальда.

Макс встал и взял перчатки.

— Я все это знаю, но у нас не может произойти ничего подобного. Мы — французы. Петен никогда не опустится до такой низости. И потом, не забывай, что у меня есть удостоверение ветерана боевых действий. Пошли, я приглашаю тебя на обед, — с наигранной жизнерадостностью воскликнул Гольдман. — Нам надо как следует отпраздновать это дельце, не так ли? Ведь не каждый день я продаю семейную фирму!

Андре ощутил смутную тревогу, вспомнив свой последний визит в Лейпциг, состоявшийся в 1938 году. Пустынный Брюль, лишившийся большей части своих обитателей. Он жалел о том, что не обладает упорством Валентины, уж она бы точно сумела уговорить Макса ни секунды не медля оставить Париж, увезти Юдифь с детьми. Но Фонтеруа не осмелился настаивать. Макс был взрослым, ответственным человеком, он бы ни за что на свете не стал подвергать даже малейшему риску свою семью.