Время расставания - Тереза Ревэй (2010)

— Я благодарна вам, мадам, за то, что вы уделили мне столько времени, — сказала художница, внимательно наблюдая за натурщицей. — Мне хотелось бы подарить вам что-нибудь… книгу, цветы?

— Не стоит. Это я должна благодарить вас.

— Я полагаю, вы желаете посмотреть полотно…

Людмила казалась раздраженной, но Валентина догадалась, что она просто волнуется. Пока художница разворачивала мольберт, Валентина внезапно вспомнила о портрете матери и осознала настоящую причину, заставившую ее принять дерзкий вызов. Сейчас она ощущала себя провинившимся ребенком, который совершил невообразимую глупость.

Взглянув на портрет, Валентина поднесла руку к горлу. «Я совершенно на нее не похожа», — растерянно подумала она, и у нее на глаза навернулись слезы. Никакой нежности и грации, никакой безмятежности и хрупкости, ни ангел, ни фея… Лишь чувственная женщина, сидящая на заурядном соломенном стуле, чье тело взрывается слепящей белизной на фоне ярко-красных обоев. Валентина не произнесла ни слова, раненная этой слишком откровенной наготой. Она была еще очень юна, чтобы понять магию картины, прочувствовать этот пленяющий контраст между беззащитностью взгляда и бесстыдством плоти.

Валентина отступила на шаг, повернула ручку двери и устремилась к лестнице.

Оставшись в одиночестве, Людмила сняла рабочую блузу, вытерла руки тряпкой, пропитанной скипидаром. Она уже собиралась уходить, когда, поддавшись внезапному порыву, вернулась к портрету. Обычно художница не любила давать названия своим творениям, но на сей раз не смогла устоять. Легким и размашистым почерком в правом нижнем углу холста она написала: «Нелюбимая».

Пьер Венелль не верил своим глазам. С пивной кружкой в руке он вышел из «Ротонды», чтобы убедиться в том, что глаза не обманули его. В юбке, открывающей тонкие лодыжки, Валентина Фонтеруа пересекала бульвар Распай. «Какого черта она делает в этом квартале?» — изумился мужчина. Опустив глаза, она шла прямо на него.

— Добрый день, — сказал Пьер.

Валентина с удивлением подняла голову. Узнав Венелля, она заалела, как юная девица.

— Пойдемте, выпьем по кружке пива.

— Вы всегда пьете пиво, стоя на тротуаре? — съязвила молодая женщина.

— Только когда я один. Теперь, когда нас уже двое, я могу присоединиться к простым смертным.

Пьер придержал дверь. Валентина колебалась, но позволила уговорить себя. Мужчина попросил официанта найти им столик, усадил свою спутницу на скамью и сам уселся напротив.

— Так как, кружечку пива? — спросил он.

— А почему бы и нет?

Валентина посмотрела на картины, которые заполонили все стены кафе.

— У художников достаточно часто не бывает ни единого франка в кармане. Вот хозяин кафе и позволяет им расплачиваться своими работами, — пояснил Венелль. — Он утверждает, что живопись оживляет стены.

Валентина подумала, что вряд ли эту странную, новаторскую живопись можно назвать декоративной и использовать для украшения зала.

— Вы часто бываете здесь? — поинтересовалась она, в то время как официант в длинном белом фартуке поставил перед ней кружку с пивом.

— Здесь я встречаюсь с друзьями-художниками, с теми, кто оставил Монмартр из-за наплыва туристов.

— Это любопытно. По вашему виду не скажешь, что вы дружите с богемой.

— То же самое можно сказать и о вас. Однако вы здесь.

Валентина опустила голову, сделала глоток.

— Но вы ведь не прячете своего любовника в этом квартале, столь удаленном от вашего дома? — пошутил Пьер, развлекаясь смущенным видом собеседницы.

— Вам никогда не говорили, что вы дерзки и плохо воспитаны?

— Частенько. Но я заметил, что женщинам это нравится.

— И в довершение всего, вы тщеславны.

— Расскажите мне о вашей подруге Одили.

— Ну, уж она смогла бы противостоять вашим гнусным нападкам. Однако она бывает очень вспыльчивой.