Время расставания - Тереза Ревэй (2010)

Это черно-белое одиночество… Она научилась обуздывать его, заставила отступить. Камилла стала беспощадной к себе. Разве у нее перед глазами не было отличного примера? Все эти годы мать учила ее быть жесткой, даже жестокой. И вот мадемуазель Фонтеруа заставляла себя вставать по утрам, выходить на улицу, идти по направлению к бульвару, пересекать шоссе, когда машины бросались на нее. Она заставляла себя есть, хотя каждый кусок застревал в горле. Она сопротивлялась, потому что ей было хорошо знакомо чувство долга, потому что Дом Фонтеруа стал единственной причиной, побуждающей ее жить. И Камилла даже начала испытывать некую гордость.

Но теперь, глядя на Максанса, надевающего куртку и повязывающего шарф вокруг шеи так, будто он пытался задушить свою боль, мадемуазель Фонтеруа осознала, что ее усилия были тщетными.

— Твой отец — очень хороший человек, — сказала она. — Достойный человек. Он будет счастлив наконец получить возможность узнать тебя.

На короткое мгновение взгляд Максанса вновь обрел детскую невинность, а его голубые глаза зажглись светом надежды.

В глубине магазина вполголоса болтали две продавщицы. После полудня в салоне не появилось ни одной клиентки. Наступил май, и дни стали длинными, ясными и солнечными. Легкий весенний ветерок предвещал чудесный вечер.

Александр, сидящий за рабочим столом, поднял глаза от бухгалтерских книг и снял овальные очки. Он решил, что обеих молодых женщин отпустит на полчаса раньше. Обрадованные служащие торопливо накинули кардиганы поверх легких кофточек и, смеясь, окунулись в суету улицы Фобур-Сен-Оноре.

Александр бродил по пустынному магазину, осматривая изделия из норки, поправляя кашемировые шали на манекенах. Случайный солнечный луч скользнул по сероватому паркету и исчез. Заложив руки за спину, Манокис приблизился к витрине и стал наблюдать за прохожими. Вот медленно проехал кабриолет. Сидевшая за рулем молодая женщина с платком на голове лениво разглядывала витрины. За нею пристроилось такси: недовольный шофер сердито нажал на клаксон. Невозмутимая дамочка продолжала двигаться по улице со скоростью улитки. Глядя на нее, Александр не смог удержаться от улыбки.

Именно в эту секунду грек заметил мужчину, прислонившегося к стене здания напротив. Без видимой причины сердце Александра забилось быстрее. Молодой человек был худощавым, пожалуй, довольно высоким. Он казался напряженным и даже раздраженным, как будто ждал кого-то, кто сильно опаздывал.

Александр жадно разглядывал черные волосы, куртку, бежевые брюки, голубую рубашку с расстегнутым воротником. Вне всякого сомнения, это — он.

Когда Манокис увидел его в первый раз, тот был еще шестилетним ребенком в матросском костюмчике; мальчик вцепился в руку матери, идущей по павильону Элегантности Всемирной выставки. Именно в тот день, опустив глаза и увидев лицо малыша, Александр понял, что Максанс Фонтеруа — его сын. Позже, уже после войны, когда Максанс был еще подростком, Манокис разговаривал с ним на торжестве в доме Валентины, и его сердце сжималось от боли, потому что он не мог открыть сыну правду. И вот сегодня, увидев этого чуть сутулого мужчину, Александр ощутил ту же радость, смешанную со страхом и тревогой. Максанс пришел. Он сам выбрал день и час, как дуэлянт.

Как он узнал правду? Кто выдал ему тайну? Валентина отказывалась это сделать. «Сейчас неподходящий момент, — сказала она, когда Максанс только-только вернулся из Будапешта. — Он слишком потрясен тем, что пришлось пережить там. Дай ему немного времени». И мадам Фонтеруа рассказала бывшему любовнику о молодой венгерке, убитой пулей, попавшей в голову. Александр запасся терпением. Господи, что же должен был испытать его сын!