Не ссорьтесь, девочки! - Ануш Варданян (2005)

И снова считали деньги. Они таяли на глазах.

Включаются и выключаются прожектора. Все готово к съемке.

Ехала, ехала, ехала машина…

Ехали, ехали, ехали, не знали…

— Стоп, стоп, стоп. Гриша, остановитесь! — кричит Нонка.

Звукорежиссер останавливает запись. Оператор выключает камеру. Гриша устало опускает плечи. Уже час они гоняют первый куплет, и все ей что-то не нравится.

— Что не так?

— Нет, нет, нет, Гриша. Все не так!

— Ну что? Что конкретно?

Гаврик без раздражения, но требовательно смотрит на Нонну. Если она не объяснит ему, что делать, он может и уйти.

— Ну, не так. Ну, какие вы слова поете? — спрашивает Нонна.

— Ехала машина — черные колеса. В ней четыре хлопца — дулы и курки…

— Во-первых, не «дулы», а «дула», — поправляет Нонна.

— А у меня — дулы! — настаивает Гаврик. — Это шутка, понимаешь? У меня песня-шутка, пародия, шалопайство.

— Да в том-то и дело! А вы сразу начинаете страдать. Берете в руки гитару и начинаете страдать. Давайте еще раз, и повеселее. Так. Внимание! Мотор! Начали!

Гаврик берет несколько аккордов. Нонна смотрит в монитор и кричит:

— Стоп!

— Что?

— Нет, у вас все хорошо, — успокаивает она артиста и обращается к оператору: — Витя, смотрите, у актера черная тень в пол-лица, или мне кажется?

Оператор отстраняется от визира камеры и тоже смотрит в монитор.

— Да нормально вроде.

— А я говорю — ненормально!

— И что делать? — спрашивает Витя.

— Очевидно, поправить прибор! Мотор! Начали!

Юля поправляла рубашку на Гаврике.

Кушали сметану, кушали петрушку,

Рисовали дело на краю стола,

Как подъедут к банку, как достанут пушку.

Ночь перед налетом черною была.

Снимали.

Ехала, ехала, ехала машина…

Гример поправляла тон на лице артиста.

Ехали, не знали, что их поджидали

Бронные жилеты, дулы и курки.

Ждали их в засаде короба-ребята.

На ногах ботинки, на башках чулки.

Переменили точку. Снимали.

А-я-я ехала, ехала, черные колеса…

Сгрудившись вокруг стола, обедали. Нонна к еде не притрагивалась. Ходила из угла в угол по съемочной площадке. У нее в руках раскадровки. Листов много. Со стороны можно было предположить, что снимается «Ватерлоо», а не маленький клип на забавную песню.

Их вложила Нелька — курва из отеля.

Слушала у двери, делала звонки.

Долго у Сбербанка землю мыли с мылом

И с башок снимали Нелькины чулки.

За столом царило веселье. Сонька схватила у Гаврика гитару, пробовала взять какой-то сложный аккорд, тот поправлял ей пальцы. Смеялся. Юля с Гавриком рисовали друг друга наперегонки. Смеялись.

Долго у сбербанка мыли с мылом землю.

Где лежало тело — мелом силуэт.

Часто ходит Нелька к четырем могилам.

Водка и сметана и зелени букет.

Снова снимали.

Ехали, ехали, ехали, попали…

Потом Соня целовалась с оператором. После оператор целовался с гримершей. Гаврик пытался поцеловать Юлю, но Юля мастерски уклонялась. Затем веселье кончилось и они снова стали работать.

В павильон вошел Эдуард. Куртка, джинсы, резиновые сапоги — все в комьях грязи. На голове вязаная шапчонка колпаком. Юля поправила новый костюм на Гаврике, ловко увернулась от его руки, наделенной похлопать ее по заду, и вышла из кадра. Спиной отступила еще на несколько шагов и во что-то уперлась. Обернулась и увидела какого-то замызганного типа.

— Ох! — проговорил Эдик, глядя на Юлину голову цвета пожара. — Привет…

— Ой! Простите. Я вас не ушибла? Здравствуйте. Вы кто? Рабочий?