Не ссорьтесь, девочки! - Ануш Варданян (2005)

— Вот лентяй-то! — кричит ему Дмитрий Иванович и добавляет тихо, почти на ухо Нонне: — Горжусь таким учеником.

— О, у нас новые гостьи! — говорит Олег с ироничной улыбкой. А сам рад, что, вспотев от работы, скинул с себя рубашку. Хоть лепным торсом удивит девушку.

— Глаз-то заблестел. Заблестел глаз у Казановы! — засмеялся Дмитрий Иванович. — Девушки, я думаю, вас нужно предупредить: он ловелас и бездельник. Но артист от Бога, поверьте старой опытной театральной крысе.

— Представлять не надо, — хрипло отозвалась Нонна.

— Все интереснее и интереснее, — говорит Соня, широко улыбаясь.

Олег, затаив насмешливую улыбку, кивает:

— Вы правы.

Максим смотрит на Юлю, по-собачьи наклонив голову. Наконец он резюмирует свои наблюдения:

— Лыжая… — он еще не выговаривал букву «р».

Юля смеется:

— Ты тоже рыжий.

— Я не лыжий, я огненный, я на Луну полечу.

— Ну, тогда уж на Марс, со мною вместе.

Максим забеспокоился:

— А папа-то, папа останется?

— Конечно нет. Куда ж без папы!

Максим порывисто кидается к папиным ногам и обнимает колени.

— Не останется он без меня. Я тебя не оставлю…

Эдик гладит его по голове.

— С тех пор как наша мама усвистала со своим бойфрендом в Америку, Макс очень боится, что и я совершу нечто подобное, — объясняет Эдик шепотом.

— Усвистаешь с бойфрендом? — так же шепотом уточняет Юля.

— Дурочка ты.

— Это я чтобы снизить драматизм. Я всегда шучу некстати.

Максим отлепляется от отца и, по-детски быстро забыв о невзгодах, бежит к невысокому, специально под его рост подогнанному турнику.

— Кажется, ты — первая из моих женщин, которую Макс не принял в штыки.

— Я считала, что я вообще первая из женщин!

— Кто бы сомневался!

— То-то!

Как все-таки глупо выглядит влюбленный человек со стороны. Вот, опять целуются. Правда, Соня не была уверена, что с Добрушей она выглядит умнее, чем Юлька с Эдиком, которые то умильно взирали на рыжего Макса, то целовались, как подростки. А Нонна и Соня, подглядывавшие за ними из-за кустов, и вовсе казались комической парочкой.

— А утверждала, что детей терпеть не может, — говорит Соня, наблюдая, как Юлька повисла на турнике рядом с Максом, поджав длинные ноги.

— Понимаешь, Соня, это защитная реакция организма, — объясняет Нонна. — Когда у всех есть, а у тебя нет, надо сделать вид, что не очень-то и хотелось.

Соня прикинулась простушкой и с интонацией невинного и искреннего озарения спрашивает любимую подругу:

— А, поняла! Это как у тебя с мужиками!

— Что ты хочешь этим сказать? Я нравлюсь мужчинам, — визгнула Нонка.

— Толку-то? И где они все, твои мужики?

— Не твое дело, где мои мужики. Я, может быть, от тебя спрятала, чтобы ты не отбила.

— Ты что, идиотка! Как ты обо мне так могла подумать.

— Ты же спишь иногда с чужими мужчинами.

— Но я же не у подруг их отбиваю! Как ты могла?! Чтобы я! Чтобы у тебя!

— Кто тебя знает?

— Тише возмущайся. А то нас Юлька застукает. Неловко получится.

— Нет! Поверить не могу. Ты! Так вот! Про меня!

Юля, которая снова целовалась с Эдиком, с трудом оторвавшись от его губ, тревожно озирается. Какие-то странные звуки раздаются из кустов дикой ежевики.

— Юлька, ты что? — спросил Эдик.

— Там кто-то… скребется.

— Может, мышь-полевка, а может, собаки.

— А вдруг набросятся?

Эдик поднял шишку и запустил ею в кусты.

— Не волнуйся, любимая, я спасу тебя и от назойливой мыши, и от бешеной собаки, и от прочих жизненных невзгод!

Бросок точен. Шишка попала в Нонку. Она собирается крикнуть, но Соня — на страже секретности. Она закрывает ей рот ладонью.

А Эдик уже схватил другую и в мальчишеском раже швыряет ее вслед за первой. И эта достигает цели. И теперь уже Соня себе зажимает рот, чтобы не закричать. А Нонка шепчет: