Одинокие сердца - Итсасо Мадарьяга (2010)

— Не проходило, поверь мне, ни одного дня, чтобы я не пожалела о том, что продала дом. Я пыталась убедить себя, что сделала то, что должна была сделать, что Бартон-он-де-Уотер — замечательное место, — и это, в общем-то, правда, — что я уже не могла больше жить в «Виллоу-Хаусе»… Однако я понимала, что не права. По ночам, прежде чем заснуть, я мысленно проходила по нашему дому, гладила рукой мебель, вдыхала исходивший от обивки запах лимона, садилась у камина напротив кресла твоего дедушки… Я помню все запахи, помню звук шагов твоего отца по деревянному полу, помню скрип входной двери, помню, как она громко захлопывалась и как этот звук отдавался эхом в прихожей. Я помню завывание ветра и посвистывание потоков воздуха, проникающих сквозь щели в дверях и окнах, помню, как я открывала окно и чувствовала, что мне в лицо дует свежий ветер, а в мои ноздри устремляются ароматы нашего сада, и различаю каждый из них. Иногда эти ощущения становятся такими реальными, Одри, что я испытываю боль. Ты и представить себе не можешь, какая это боль. Это может показаться странным, но лучше всего я помню запахи. Когда я вижу что-то мысленным взором, я начинаю слышать звуки. Однако гораздо отчетливее я ощущаю при этом запахи.

Одри вполне понимала сейчас свою мать. Она, Одри, пыталась избавиться от запаха Джона и тем самым прогнать воспоминания, которые возникали у нее, когда она чувствовала запах человека, которого хотела забыть. Она также знала, что чем больше пыталась избавиться от воспоминаний, тем отчетливее они становились и тем острее она ощущала запах Джона. Дело доходило до того, что запах мерещился ей везде, где бы она ни находилась, — на улице, в метро, пабе, лифте, универмаге… Можно ведь закрыть глаза и уши, чтобы ничего не видеть и не слышать, но вот закрыть нос нельзя: человек не может не дышать… Одри захотелось помочь матери, и она вдруг показалась себе ужасно эгоистичной: за желанием помочь матери скрывались другие желания, а именно — желание исправить собственную ошибку, желание наверстать упущенное время, желание избавиться от мучившей ее душевной боли.

— Знаешь, мама, на этом нашу поездку, пожалуй, следует закончить. Мы увидели хотя и не все, но, тем не менее, очень многое. — Одри попыталась улыбнуться и почувствовала прилив уверенности, когда Виолетта улыбнулась ей в ответ. — Что нам теперь нужно сделать — так это позвонить тете Шарлотте и сообщить ей о наших планах. Затем мы решим проблему с Мисс Марпл, а когда вернемся в Бартон-он-де-Уотер, ты поговоришь с дядей Арчи. Обязательно поговори с ним. — Одри пристально посмотрела на мать, словно пытаясь удостовериться, не упустила ли она чего-нибудь из того, в чем сейчас нуждалась Виолетта. — Держи. — Одри протянула матери свой мобильный телефон.

Виолетта взяла его и начала набирать номер сестры.

— Ее номер, по-моему… — стала вспоминать она. — Ага… Ну да, именно так. — Она дождалась длинных гудков, но затем услышала, как на другом конце линии включился автоответчик. — Вот черт, автоответчик! — Она, тем не менее, дослушала до конца. — Ага, номер телефона, записывай, Одри!

Когда Одри записала под диктовку матери номер телефона, Виолетта — не в силах скрыть удивления — покачала головой:

— Какой современной стала твоя тетя!.. Хотя сейчас, конечно, уже нет ничего необычного в том, чтобы обзавестись мобильным телефоном.

— Конечно нет. И тебе не помешало бы купить себе мобильник, — оживилась Одри. — Ну давай, звони.

Виолетта набрала номер и стала ждать. Когда она услышала на другом конце линии голос сестры, ее лицо расплылось в радостной улыбке.

— Шарлотта, это ты?

— Виолетта? Как у тебя дела? Все в порядке?

— Ну конечно все в порядке, моя дорогая! Как я рада, Шарлотта, что могу с тобой поговорить!

— И я тоже. Я оставила на твоем автоответчике едва ли не сотню сообщений. Где тебя, черт возьми, носит?