Одинокие сердца - Итсасо Мадарьяга (2010)

Побывав в долине Луары, Одри затем не раз читала о ней, о ее замках, парках с аллеями для прогулок и кабачках и мысленно переносилась туда с Джоном. Она представляла себе, как они прогуливаются, взявшись за руки, по лесам и садам, разглядывая возвышающиеся вдалеке châteaux[1], пьют самые лучшие настойки в самых лучших кабачках, останавливаются на ночлег в красивейшем замке, построенном в стиле Ренессанс, — Ла-Веррери, в котором им предоставляют чудесную комнату с видом на озеро, садятся на бархатистую траву возле замка Шеверни в тени векового кедра, чтобы почитать «Роман о Розе»[2], попивая при этом вино и совершенно позабыв обо всех расписаниях и телефонах. Одри буквально грезила о том, как бы съездить в долину реки Луары вместе с Джоном. Она знала, что идеализирует это место, потому что смотрит на него глазами влюбленной женщины. Знала, что, когда приедет туда, ее ожидает разочарование, потому что трава окажется иссушенной солнцем, шелковые ковры — поблекшими от времени, и что это удивительное путешествие, о котором она в данный момент думала, можно совершить только с ним и что, возможно, именно поэтому она сейчас намеревается отправиться в долину реки Луары — в знак протеста или же чтобы пережить в своем воображении то, чего уже не может быть, и раз и навсегда поставить на этом крест.

Июль в этом году был весьма дождливым и необычайно холодным. Одри застегнула жакет и, обхватив себя руками, съежилась. Она некоторое время шагала вдоль речки Виндраш, а затем перешла по каменному мостику на другой берег. Бартон-он-де-Уотер оказался еще более очаровательным местечком, чем его изображали на календариках. Здесь можно было снова — как в детстве — поверить в существование эльфов и фей, которые, казалось, вот-вот появятся из-за какого-нибудь дерева или валуна. Возможно, именно поэтому у Одри возникло ощущение, что за ней следят, что она здесь не одна. Подобное ощущение частенько возникает в местах с многовековой историей, и, проходя по таким вот тихим старинным улочкам, человек словно сливается с прошлым и с окружающей природой, сливается с удивительным уголком, который ее брат Сэм подарил их матери.

Но, несмотря на очарование Бартон-он-де-Уотера, Одри не могла простить Сэму того, что он, воспользовавшись сложившейся после смерти отца ситуацией, убедил мать продать «Виллоу-Хаус», а затем поспешно провернул все это дело, не испытывая ни малейших угрызений совести или хотя бы сомнений. Он называл сестру и мать сентиментальными недотепами (было в слове «недотепа» что-то такое, что делало его еще более обидным, чем, скажем, «дура» или «идиотка»), потому что они не хотели продавать дом по той, по словам Сэма, нелепой причине, что он принадлежал их семье — семье Сеймуров — еще с XVI века, когда их предок, Джекоб Сеймур, сколотил состояние на торговле шерстью.

Здание время от времени перестраивалось и расширялось, пока наконец не превратилось в громадный дом, построенный из известняка цвета меда, который приобрел со временем сероватый оттенок. На «Виллоу-Хаусе» оставили след все пережитые им архитектурные стили и исторические эпохи, а еще рядом с домом красовалась главная гордость их матери — впечатляющий своими размерами сад с широченными газонами (бархатистая трава на которых круглый год оставалась зеленой). За садом раскинулись луга, а позади них виднелись рощицы, состоящие преимущественно из буков и каштанов и образующие естественную границу принадлежащего Сеймурам огромного участка земли. Этот дом и прилегающая к нему территория были для Одри раем и предметом ее гордости и в детстве, и в годы юности. Она очень долго оттягивала отъезд из родительского дома — до тех пор, пока оттягивать его стало попросту невозможно. Однако затем в ее жизни появились университет и Джон, и тогда…