Одинокие сердца - Итсасо Мадарьяга (2010)

— А ты хорошо информирован относительно Джона. — Она сидела, скрестив ноги и засунув ладони под бедра. — У вас там, в высшем свете, все друг о друге знают… Мы с Джоном расстались. А еще я уволилась из музея. — Вот тут уже все присутствующие ощутили напряженность момента. — Так что далеко не тебе одному придется начинать все сначала, — произнесла в заключение Одри, усмехаясь, так сказать, в знак солидарности одного неудачника по отношению к другому.

— Ты уже думала, чем теперь будешь заниматься?

В голосе Сэма слышалась озабоченность.

«Вечно он разговаривает со мной покровительственным тоном. Сам попал в переделку, но при этом интересуется, чем я буду заниматься».

— Да, — ответила Одри с уверенностью, которой у нее в действительности не было. — Когда я училась в университете, я писала и защищала дипломную работу, посвященную антиквариату и старинным декоративным стилям. Чем мне теперь хотелось бы заниматься — так это организовать какой-нибудь бизнес в данной области…

Виолетта смотрела на дочь, подперев подбородок ладонью и одновременно удивляясь и радуясь тому, что Одри наконец-то расшевелилась и уже пытается устраивать свою жизнь сама. Одри же, осмелев от внутренней силы, которую вдруг в себе ощутила, продолжала:

— Должна признать, что и мне продажа «Виллоу-Хауса» не принесла ничего хорошего. — Она на несколько секунд замолчала, как будто ей, чтобы говорить дальше, потребовалось быстренько проанализировать свои чувства. — Поначалу мне казалось, что этот дом не имеет для меня большого значения, но я ошибалась. Я пыталась самоустраниться от всей этой затеи, думая, что меня она не очень-то касается и что, в общем-то, это не мое дело. Теперь же я хочу вернуть наш дом, вернуть наше прошлое. Нам не следовало продавать «Виллоу-Хаус».

Все, кто находился в уютной гостиной «Роуз-Гарден», погрузились в размышления. Сейчас не было смысла упрекать себя и друг друга в том, что они натворили. Что было, то прошло. Сейчас им всем следовало сосредоточиться на том, как выкрутиться из сложившейся ситуации. В этом женщины полагались на Арчибальда и Сэма.

Одри положила руки на подлокотники кресла и, шумно вздохнув, сказала:

— Пойду-ка я поговорю с тетей Шарлоттой.

Одри с самого начала чувствовала себя здесь лишней — как будто все то, о чем сегодня говорилось по поводу «Виллоу-Хауса», должны были решить остальные присутствующие, но отнюдь не она. Лишь в конце разговора Одри вдруг осознала, что и она причастна ко всему этому. Теперь же, высказав то, что накопилось у нее на душе, она почувствовала настойчивое желание отсюда уйти.

Шарлотта вела себя очень тактично: даже не заглядывала в гостиную и все время находилась на кухне под предлогом того, что ей нужно переписать начисто кое-какие новые рецепты. Зайдя на кухню, Одри увидела, как тетя листает свои записи, то и дело поправляя сползающие с носа очки. Одри невольно подумала, что тетя почти никогда не хмурится и вообще не выражает никакого беспокойства, хотя Одри была уверена, что у нее имелось много проблем.

— Я пришла выпить чашечку чая, тетя Шарлотта.

Одри уселась с унылым видом за стол. Шарлотта расплылась в широкой улыбке и посмотрела на племянницу поверх очков.

— Тяжелый был день, да?

— Да. Такой тяжелый, что тянет на пару месяцев.

Шарлотта кивком головы показала на чайник.

— Налей себе чаю. Я его совсем недавно заварила.

Одри, послушно направившись к кухонному шкафу за чашкой, вдруг заговорила с решительным видом:

— Помнишь, как мы разговаривали в саду? Ты еще меня спросила, чем мне хочется заниматься. — Одри, уже держа чашку в руках, на несколько мгновений задумалась, а затем продолжила: — Я уже поняла чем. И поняла я это, честно говоря, еще в Шартрском соборе.

Шарлотта внимательно посмотрела на племянницу.