Свет в твоем окне - Кира Буренина (2002)

— Поводом для создания картины послужила опера Рубинштейна, поставленная в Киеве. Врубель начинает создавать своего демона — страдающего и скорбного духа. Потом он оставляет эту работу, знакомится с женщиной, работает над фресками в соборе. Демон трактуется художником уже как князь тьмы. Четыре года он был одержим своим демоном. Накопились холсты, с которыми художник переезжал из города в город, из квартиры в квартиру. Врубель сроднился с демоном, и он стал его духовным двойником. Когда Савва Мамонтов приютил художника и тот вновь принялся за демона, то появилось то, что ты видишь сейчас: юноша с подернутыми тоской глазами, лирический образ. Но даже после этого Врубель не бросил работу над картиной. — Никита посмотрел на Алису сверкающими глазами. Затаив дыхание, Алиса следила за ним, удивляясь внезапному перевоплощению такого привычно спокойного мужчины. Оказывается, она его плохо знала. Сейчас Никита — это страждущий, тоскующий художник, и от этого у нее по спине побежали мурашки, потому что она чувствует, что у этой истории страшный конец.

— Врубель создает демона летящего, демона сидящего… И на десять лет бросает эту работу. Он женится, у него растет сын, художник по-настоящему счастлив. Смерть ребенка, напряженное душевное состояние вновь вызывают из небытия облик демона. Демон уже видится художнику поверженным — лежащим на скале или в горной пропасти. Художник заболевает психически — страдает от галлюцинаций, словно силы тьмы не могут простить ему, что он изобразил их предводителя поверженным. И слепнет он после явления к нему в видении некоего серафима, острым ножом выколовшего ему глаза.

Алиса удивленно всматривалась в лицо Никиты: как он артистичен, как много знает! Никита, казалось, все еще витал в облаках своей фантазии, таким отсутствующим был его вид. Спускаясь в гардероб, Алиса удивленно протянула:

— Я даже не предполагала, что у тебя такая увлекающаяся натура!

— Есть немного, — согласился Никита. — Одно время я много занимался волейболом, потом остыл. Затем буквально влюбился в живопись — измарал, наверное, тонну бумаги. Хорошо, что много читал, экономил, но покупал альбомы по искусству, разыскивал мемуары, биографии художников. Мне все-таки ближе наши, передвижники. А тебе?

— Я не могу быть достойным собеседником в разговоре о живописи, но Серов, Шишкин, Крамской, Айвазовский мне близки.

— Ага! Так вот, от них я потянулся к «могучей кучке» и стал завсегдатаем консерватории — Мусоргский, Чайковский, Бородин, Рубинштейн… Тебе интересно?

— Да. А что происходит, когда твое увлечение остывает?

— Увлечение остывает, но память остается навсегда. — Он галантно открыл Алисе дверь машины.

Уже в автомобиле, вспоминая «Демона», Алиса произнесла:

— Все-таки страшно быть гением, это бремя, которое могут нести далеко не все.

— Страшно не это. Страшно отдаться одной-единственной идее и заболеть ею буквально на всю жизнь. Страшно не суметь вовремя остановиться. Я увлекающийся человек. Но есть вещи, которым нужно и можно быть преданным, а есть такие, поклонение которым похоже на фанатизм.

— Короче, не сотвори себе кумира. Ты к этому клонишь?

— Ты заболела своей газетой и ничего не замечаешь вокруг.

— Почему же? — обиделась Алиса.

Никита включил зажигание:

— Тебе так кажется. Вернее, все вещи в мире ты теперь воспринимаешь сквозь призму своего дела, и люди, находящиеся рядом, мало волнуют тебя.

— Ты не прав! — воскликнула Алиса, но ощущение близкого предательства вновь вернулось к ней.

— Прав, — криво усмехнулся Никита. — Алиса, дорогая, ты даже не представляешь, насколько я близок к истине!

Он помолчал, дожидаясь от Алисы ответа. Но она ничего не сказала, с отсутствующим видом глядя в окно. Никита досадливо кивнул и вдавил педаль газа в пол:

— Поехали, а то мама с пирожками уже заждалась!

Машина рванула с места, Алиса вцепилась в ремень безопасности: